Новое на сайте

Возвышение, викингские походы и гибель Рагнара Лодброка

Глава III Книги IV Шэрона Тёрнера. Рагнар Лодброк

 

 

 

 

Шэрон Тёрнер

 

 

 

 

Таково было мрачное состояние северного общества. Однако в течение достаточно продолжительного времени бедствия, порождаемые подобным положением дел, были ограничены Балтикой. После того, как колонизация Англии очистила Германский и Британский океаны от саксонского пиратства, Европа без малого три столетия наслаждалась покоем. В начале шестого столетия упоминался один датский пират, скитавшийся по Мозе (1), но экспедиция его была неудачной. Другие даны упоминаются участвующими в боевых действиях в союзе с саксами против франков. Однако после этого столетия (2) мы не располагаем известиями о данах на протяжении свыше двух сотен лет.

Тем не менее, некоторые историки Севера притязают на то, что даны посещали Англию и Европу в гораздо более ранний период. Верить ли им?

Саксон Грамматик, почивший в 1204 году (3), оставил нам историю, по своей изящности и живости восхищающую как стилем, так и эрудицией (4), историю, которая, учитывая век и страну создания, поражает силой своей композиции. Он приводит данов в Британию задолго до христианской эры. Согласно его повествованию Фродо Первый, девятый король Дании (5), Амлет, память о котором увековечил Шекспир (6), Фридлейв, двадцать третий король по Саксону (7), и Фродо [III], наследовавший Фридлейву монарх (8), сражались и, за одним единственным исключением, добивались блестящих побед в Британии задолго до появления на свет основателя христианского вероучения. Двенадцать правлений спустя, утверждает он, Харальд Боезуб вторгся в Англию и победил короля Нортумбрии (9).

Материалы для своей истории Саксон, по-видимому, черпал из поэзии древних скальдов, надписей на камнях и скалах, штудирования (включая содержащих ошибки!) исландских сочинителей, а также рассказов своего коллеги (10). Можно даже согласиться, что люди, которых он перечисляет, события, которые так выразительно описывает, и стихи, которые так многословно переводит (11), действительно когда-то существовали, однако хронология и последовательность, в которые он все это встраивает, безусловно, ошибочны.

Бахвальные исторические источники древних скандинавов (12), их мемориальные камни и погребальные руны (13), покрытые надписями кольца на щитах, вытканные на гобеленах рисунки, защитные укрепления, украшенные легендарными сюжетами, скамьи и ложа с вытесненными на них буквами, письмена на деревянных дощечках, цитируемые по памяти стихи, да передаваемые из поколения в поколение традиции – все это могло бы предоставить истории имена многих воинов и поведать потомству о славе множества сражений, если бы эти мемориальные памятники сопровождались хоть какой-либо датировкой; даже география сражений отмечалась в них крайне редко. А посему, как бы многочисленны не были сохранившиеся записи, их систематизация и апроприация были отданы на откуп литературному воображению или национальному тщеславию.

Вместо того чтобы стать скандинавским Павсанием, Саксон, к нашему несчастью, вознамерился превзойти славу Ливия. Вместо того чтобы терпеливо собирать и записывать свои сведения в непритязательной манере, т.е. в том виде, в котором он их обнаружил, что стало бы бесценным подарком для нас, он предает им вид крайне беспорядочной, неподтвержденной и мифической хронологии. Его первые восемь книг, вся его история, предшествующая Рагнару Лодброку, так же мало занимают внимание историка, как История бриттов Гальфрида Монмутского или История шведов Иоганна Магнуса. Помнящим римскую историю, несомненно, излишне спорить с сочинением, отважившимся наделить Данию существованием королевской власти, регулярной формой правления и перипетиями упорядоченной и величественной истории двадцати четырех государей, процарствовавших до рождества Христова. Саксон, чья история в прежние времена лежала в основе многих других исторических трудов, ссылается на исландских писателей (14), что лишь еще более обесценивает его повествование, поскольку они находятся в несовместимым противоречии со всей его историей до девятого столетия (15).

Исландских писателей Торфей, их компетентный поборник, подразделяет на четыре категории: метафорических, мифических, разнородных и достоверных (16).

Из достоверных писателей, едва ли ни единственный дошедший до наших дней автор, предпринявший попытку описать события, произошедшие задолго (17) до времен Харальда Прекрасноволосого, был Снорри, сын Стурлы, предоставивший нам не только правдивую компиляцию истории севера, но и поведавший о его устройстве и древности. Начав с Одина, общего прародителя скандинавов, датчан и племен саксов, аналога родоначальника греческих царских династий Геракла, он описывает историю Инглингов, королей Упсалы, приводит жизнеописание Хальфдана Черного, отца Харальда, и затем доводит историю Норвегии до своего времени.

Снорри упоминает датских королей Хлейдра (18) и в этой связи непримиримо конфликтует с Саксоном, практически всегда – в отношении датировки и последовательности, и временами – по части описываемых событий (19). Когда речь заходит о реальных исторических личностях, способных разрешить это соперничество между ним и Саксоном, он обладает полным превосходством, и никакой здравомыслящий антикварий ныне не станет это оспаривать. Его повествования, не смотря на то, что сдобрены всяческими легендами (20), весьма кратки, последовательны и ничем не приукрашены; они выказывают подлинный стиль того времени: цитаты скальдов приведены дословно, хронология не имеет явных вех, а список предков персонажей не возводит их происхождение к экстравагантной Античности (21). Именно в его труде, если это имелось в древних источниках Севера, мы должны искать истинную информацию о самых ранних нападениях норманнов на Британию.

Первым королем, упоминаемым Снорри, имевшим владения в Англии, был Ивар Широкие Объятья, конунг Сконе, завоевавший Упсалу. Он говорит: "Ивар Широкие Объятья подчинил себе всю Шведскую Державу. Он завладел также всей Датской Державой и большей частью Страны Саксов, всей Восточной Державой и пятой частью Англии" (22). Однако ни один английский хронист не сообщает о таком человеке или подобном событии. Наши древние анналисты дату первых агрессий норманнов в Англии со всей ясностью определяют годом 787-м (23), что значительно позже правления Ивара. Если он все же завоёвывал или грабил земли где-нибудь в Британии, то это, должно быть, происходило в Шотландии, о чьей ранней истории у нас нет точной информации (24), и чьи побережья, по всей вероятности, подверглись нападению в первую очередь.

Между тем, из описанного выше положения уроженцев Скандинавии и Балтики и их обычаев можно было бы ожидать, что в результате взаимного истребления и разорения они со временем уничтожат друг друга и обезлюдят север. У Европы в то время не было оснований предчувствовать каких-либо бед от этих воинов, поскольку Карл Великий только что создал огромную франкскую империю, а Эгберт объединил под своим началом англосаксонскую власть, и эти новые монархии, поглощавшие небольшие соседние суверенные государства, не испытывали потребности в уничтожении этого непоседливого народа. Однако же те непредвиденные направления, которые зачастую принимает человеческая деятельность, оказались таковы, что именно в этот период возникшие на севере и не утихающие более столетия свирепые ураганы войн и опустошений, бедственной чередой обрушились на приморские области Европы. А поскольку они демонстрируют прелюбопытную картину человеческой натуры в ее самых необузданных проявлениях, да к тому же непосредственно связаны с романтической, но, тем не менее, достоверной историей одного человека – Рагнара Лодброка (чьи деяния в отечественных анналах ранее освещены не были), очень важно было бы предоставить свободный от предрассудков, но, вместе с тем, уравновешенный анализ причин, породивших это направление и воплотивших в жизнь своеобразное положение и выдающиеся способности Рагнара.

В любой стране, жители которой осуществили переход от кочевого или бродячего образа жизни в оседлое положение, земли, пригодные для сельскохозяйственной обработки, постепенно оказываются в собственности лишь небольшой части общины. Первые владельцы этих земель передавали их по наследству своим потомкам, в то время как остальные члены общества в процессе его роста должны были, покуда торговля и ремесла еще не предоставили новые источники занятости и накоплений, либо служить в качестве вассалов и членов дружины лицам, владеющим собственностью, получая вознаграждения должностями, титулами или зачинанием рода, либо в качестве более или менее рабской рабочей силы, либо же (в противном случае) они должны были свободно плыть по жизни, не имея надлежащего обеспечения своих желаний или потребностей. Этот класс необеспеченных быстро увеличивается и пополняется с ростом населения. С появлением торговли и производства значительная часть необеспеченных вовлекается в их сферу, однако многие из них, по-прежнему, остаются не занятыми. В любую эпоху и в любом государстве, от самого примитивного и до наиболее развитого, они формируют общность людей, склонных к смуте, миграции, предприимчивости, готовых на всякие новые приключения или ощущения, которые им могут предоставить приходящие перипетии времени или же появление (на исторических горизонтах) дерзких и деятельных незаурядных личностей. Этот класс следует за обществом на всех этапах его развития, питает или служит причиной всех его войн, мятежей, колонизаций и переселений; он неоднократно подрывал благополучное существование более цивилизованных народов.

По всей видимости, того недостатка фактической пищи на земле, который влиял бы на образование рассматриваемого нами отряда необеспеченных, не было, ибо не имеется обоснованных фактов того, что природа за определенный период времени производит пищи меньше, чем ее необходимо существующему населению. Чем больше население какой-либо страны нуждается в пропитании, тем больше оно уделяет внимания его увеличению. По мере возникновения дефицита пробуждаются активность и изобретательность людей в отношении мер, направленных против него. Силы природы до настоящего времени отвечали на их зов и вознаграждали их усилия необходимыми ресурсами. Таким образом, повышение производительности труда всегда сопровождалось ростом численности населения, что истинно и по сию пору. И при этом мы так и не достигли и, вероятно, никогда не приблизимся к тому моменту, когда плодородие земли и человеческая изобретательность станут равными необходимому пропитанию. Для удовлетворения нового уровня потребления испокон веков неизменно развивались новые средства производства. В отношении норманнов примечателен такой факт. Не смотря на то, что каждый разбой представлял собой акт опустошения, при котором необходимые и пригодные для комфортного существования орудия труда во время этих грабительских набегов уничтожались в значительно больших количествах, нежели увозились или расточались, численность, как грабителей, так и ограбленных возрастала до тех пор, пока они не превратились в крупно населенные и преуспевающие общины.

Этот класс необеспеченных возникает из-за невозможности существования без него какой-либо системы собственности. Эти системы увеличивали численность населения, уровень жизни, общее благополучие и индивидуальный комфорт, но они неизменно умножали и число тех, кто не является составной частью класса собственников, либо же тех, чей наследственный надел уступал запросам их собственных привычек, страстей или потребностей. Распределение собственности не могло уничтожить неравенства, кроме тех случаев, когда мудрость и добродетель делали право на совместное пользование одинаковым. Общины любой части Европы в этот период времени демонстрируют нам многочисленное необеспеченное население. В девятом столетии подобный класс повсеместно существовал, пусть и в различных формах, по всему побережью Балтийского и Северного морей; и именно из этой общности людей преимущественно вышли морские конунги и викинги.

В любом государстве это необеспеченное население состояло и состоит не только из бедных, но и из многих более зажиточных классов. Во все времена существовали определенные богатые и знатные семьи, которые так же были не в состоянии продолжать пользоваться как положением и довольствием своих родичей, так и блеском собственных прежних дней, поскольку располагали более скромными бытовыми условиями. Они то и становятся лидерами остальных, однако и те и другие одинаково вожделеют к приключениям и предприятиям, посредством которых они смогут добиться желанных владений, богатств или отличий.

В V – VI веках представители англосаксов именно этого класса заполонили Британию, да и другие многочисленные мелкие независимые государственные образования Норвегии, Швеции и датских островов, как представляется, возникли в результате того же самого процесса. Авантюристы в поисках счастья, видимо, время от времени высаживались небольшими группами, состоявшими из младших чинов экипажа, в различных местах необитаемых областей и островов Скандинавии; именно тогда их умножившееся потомство выкорчевывало леса, осушало болота и возделывало землю, вследствие чего появлялись скромные по достатку королевства, ярлы и родовая знать. Однако же со временем причина, приведшая их сюда, в определенный момент начинала преследовать этих людей и здесь. Все угодья, пригодные для возделывания, становились чьей-то собственностью, и, таким образом, притязания на личную собственность стали связываться исключительно с незанятыми землями. Повсеместно увеличивалось необеспеченное население, вынужденное искать себе положение и жизненные блага на чужеземье.

К концу VIII – началу IX веков по всей Балтике необеспеченное население севера среди крохотных королевств и ярлств пребывало в состоянии наибольшей активности. Добыча собственности путем насилия сделалась их целью, море – дорогой к ней, меч – инструментом, а все населенные пункты, которые они могли достигнуть, одолеть или застать врасплох – театром их деятельности. Возникновение термина «морской конунг» удовлетворило властолюбие их высокорожденных правителей, а трофеи, приобретаемые грабежом, и те усилия, что требовались для успешного проведения разбойной экспедиции, вполне устраивали их соратников.

Правда сферу их влияния в течение долгого времени ограничивала близость домашних очагов. Нет надлежащих свидетельств, что они ходили за пределы Балтики до того времени, пока Рагнар Лодброк, на которого мы уже ссылались, не был изгнан Харальдом из собственного островного королевства, и, став морским конунгом, не начал водить свой разбойничий флот к берегам Фрисландии, Фландрии, Британских островов и Франции.

Для того чтобы последовательно описать формирование специфического характера Рагнара нам недостает знаний о событиях его юности, тем не менее, мы можем проследить некоторые обстоятельства, касающиеся того нового веяния, которое он либо создал, либо весьма энергично поддерживал. Его отец Сигурд был норвежцем, женившимся на датской принцессе, дочери короля главного датского острова (25). Таким образом, дух авантюризма Рагнара имел перед собой воодушевляющий пример возвышения собственного отца, за исключением разве того, что отец противостоял конунгу Ютландии в сражении, в котором погибли почти одиннадцать тысяч воинов и оба их предводителя (26). При этом смертельном исходе соперничающие сторонники пошли на согласие в споре, возведя сыновей своих лидеров на престолы отцов. Рагнар был посажен конунгом на островах, а Харальд – на датской территории Ютландии. Но эта договоренность была слишком миролюбива, чтобы в такой бурный век длиться долгое время; да и число соратников Харальда оказалось вполне достаточным, чтобы позволить изгнать Рагнара из его омываемого морями королевства. Сей воин во всем блеске и деятельности своей юности был изгнан вместе со своими приверженцами, дабы на просторах океана мечем добыть положение и признание, которыми им не суждено было воспользоваться на земле их отечества.

Будь Рагнар ординарным человеком, он скорей всего сделался бы заурядным грабителем и рано или поздно сгинул, как обычно бывает в подобных случаях, в бою или при исполнении наказания, которому, в конце концов, подвергается большинство пиратов. Между тем, следует напомнить, что Дания вследствие близости к франкскому королевству и континентальным саксам была наиболее развитой страной языческого севера. В ней начала формироваться монархия. Ее мелкие королевства были подчинены или поглощены двумя более крупными, которые от возросшей мощи и величия достигли достаточно высокого уровня развития. Рагнар Лодброк прежде, чем стать морским конунгом, получил превосходнейшее воспитание, которое в то время предоставляла Балтика. Будучи сыном предприимчивого норвежца и датской принцессы, он объединил в себе все лучшее, что могли предоставить тогда Норвегия и Дания. Опираясь на силу своего огромного природного гения, он вступил в новую сферу деятельности, ведомый той популярностью, которая, в конце концов, привела его к великим свершениям. Прежнее реальное обладание королевством породило в его сознании крайне честолюбивые устремления, с юных лет наделило его ярким и достойным характером и связало с намного более многочисленными и влиятельными соратниками и последователями, чем те, на которых мог бы влиять или которыми мог командовать любой другой викинг. Островная природа земли, которой он правил, благоприятствовала его смелым предприятиям, и в скором времени он стал внушать такие опасения, что вынудил своего соперника-земляка искать помощи у франкской империи.

Однако это событие послужило лишь очередным толчком к тому новому направлению, которое Рагнар неощутимо придавал всем живущим рядом с собой. То, что франки отважились встать на защиту его врага, стало оскорблением, наполнившим его сердце твердой решимостью отомстить. Это мстительное чувство довело его из Балтики до самой Франции, и хотя на родине он не смог свергнуть своего конкурента с престола, у него было предостаточно последователей, чтобы добраться до стен Парижа и сокрушить Францию, находящуюся в ее тогдашнем состоянии раздора, сопровождавшемся многочисленными опустошительными бедствиями. Личная слава, приобретенная им в этих дальних экспедициях, стала ярким призывом к тщеславию и примером для молодежи всего севера; захваченные им трофеи заставляли самых себялюбивых присоединяться к его флотилиям или подражать его авантюрам.

Примерно в это же время конунг Норвегии Харальд Прекрасноволосый ненамеренно поспособствовал тому, чтобы задать необеспеченному населению и честолюбивой молодежи этой страны похожий внешний курс и новый импульс для того, чтобы им следовать. Он также начал подчинять в Норвегии мелкие независимые государственные образования, и искоренять пиратство в своих владениях. Ныне тому, кто не имел в Норвегии ни земель, ни собственности, ничего не оставалось, как искать их в другом месте. Отныне отсюда истекали отряды искателей приключений, полные решимости с помощью своих мечей заполучить в других странах средства к существованию, трофеи, славу или земли для поселения. И один из них, под командованием Рольфа или Роллона, после нападок на Францию, сопровождавшихся разорением, вымогательством получил от нее независимую провинцию Нормандия.

В реальности, глядя на подобные военные набеги, дальние походы с целью быстрого грабежа, мстительного возмездия или военной колонизации, начиная с конца восьмого столетия, сделались постоянными у активного населения севера. Мы упоминали, что в 787 году «свирепые гости» впервые появились в Англии. К 800 году они начали досаждать франкам (27), а перед смертью Карла Великого, случившейся в 814 году, даже достигли Средиземноморья.

Он сидел за обеденным столом в Нарбонне, когда появились их корабли. По конструкции судов и проворству команды, он понял, что это были не торговцы. Король поднялся из-за стола и подошел к восточному окну дворца, чтобы рассмотреть их. Вглядевшись, его пробила слеза. "Я не страшусь", воскликнул он, "что они могут навредить мне, но я скорблю о том, что еще при моей жизни они осмелились приблизиться к моим берегам. Я предвижу страдание, которое они навлекут на моих потомков" (28).

Для защиты империи от их набегов, он повелел строить корабли на реках, которые, протекая по Галлии и Германии, впадают в Северный Океан (29). Дабы уберечь подвергаемую опасности страну, он во всех портах и в устьях рек, по которым можно было подняться вглубь континента, возвел сторожевые посты и расположил гарнизоны. Удерживаемые энергичным гением Карла вдали от его владений, норманны редко досаждали мирной жизни империи.

Его сын Людовик способствовал обращению севера в Христианство; всех викингов, приближавшихся к его берегам, он побуждал принимать святое крещение. А поскольку он был человек рачительный, и новообращенные должны были покидать его двор нагруженными дарами, не удивительно, что они толпами хлынули креститься. Сердитый возглас обращенного вождя хорошо характеризует искренность новых христиан и полезность подобного замысла. На одном пасхальном торжестве мнимые пенитенты (кающиеся, из новообращенных) были столь многочисленны, что белых одежд на всех язычников не хватило; кое-какое льняное белье священников было раскроено на куски и сшито вместе, и облачение, сделанное таким образом, было дано некоему предводителю северян. Сын Одина с презрением насупился. "Это – двадцатый раз, когда я явился, дабы омыться, и до сих пор всегда получал лучшие белые одежды; это же мерзкое облачение годится лишь для пастуха; если у меня не может быть лучшего одеяния, я отказываюсь от вашего Христианства (30)".

Гражданские войны сыновей Людовика весьма способствовали последовавшим агрессиям викингов (31). В 847 году правители франков послали посольство королю норманнов с пожеланием мира и оповещением о своем союзе (32). Правда, от подобного посольства толку было столько же, сколько от обращения к ветру с просьбой не дуть. Любой обитаемый район являлся пиратским рассадником, а для того, чтобы добиться сдержанности одного предводителя, нужно было обеспечить богатый урожай остальным. Об этой аксиоме, судя по всему, узнали опытным путем, поскольку в том же году мы читаем о набегах на Бретань, Аквитанию и Бордо, а так же на Дорестад и Батавский остров. Они успешно грабили по всей Аквитании, "поскольку", говорит Адемар, "все ее военачальники погибли в сражениях между собой, а у народа не было кораблей для защиты побережья". Перечень районов, которые они сокрушили, весьма обилен (33). Они также напали на Испанию близ Кадиса, три раза сражались с маврами, и покинули страну, груженные награбленным, лишь когда Абдеррахман снарядил флот, чтобы выступить против них (34).

Из всех морских конунгов и викингов, бороздивших океан в девятом столетии, человеком, жизнь и смерть которого имели наиболее пагубные последствия для Англии, был Рагнар Лодброк, чью квиду или посмертную песнь, весьма продолжительное время почитали за древность и восхваляли за одаренность (35). Ученые мужи северной Европы обычно ссылались на песнь как на собственное сочинение Рагнара (36), некоторые же приписывали ее его жене, которая также слыла известным скальдом или сказительницей (37). Эта песнь – одно из древнейших произведений северной литературы, всецело выражающая нравы того времени. По сравнению с другими историями и преданиями, сохранившимися о Рагнаре, она содержит, как будет установлено ниже, наиболее явные, правдоподобные и последовательные события. Поскольку смерть Рагнара, приходом которой оканчивается ее повествование, стала причиной того бедственного вторжения, что покачнуло трон Альфреда, она заслуживает пристального внимания английского читателя в части, касающейся Британских островов.

Имя Рагнара никогда не упоминалось саксонскими анналистами. Дело в том, что в описываемый период его жизни, они, рассказывая о вторжениях норманнов, редко когда называют их предводителя. Тем не менее, франкские хроники за 845 год четко упоминают его при тех разрушительных действиях, которые он совершил, поднявшись вверх по Сене вплоть до самого Парижа. Начал он с разорения морских островов, оттуда двинулся к Руану и, не встретив достойного сопротивления, приказал сойти на берег своим воинам, которые мгновенно разбрелись по всей окрестности. Увлекаемые вперед создаваемым ими всеобщим испугом, они в Страстную Субботу двинулись на Париж. На следующий день они вошли в город, и нашли его оставленным жителями. Они подвергали разорению монастырь св. Германа, когда подарок короля в семь тысяч фунтов побудил их воздержаться от дальнейших разрушительных действий (38). В 843 году хрониками также зарегистрированы и набеги Бьерна, сына Рагнара (39). У наших же анналистов имя Лодброка встречается при упоминании его гибели, однако они не были осведомлены о подлинной истории его жизни, которая не упоминается ни в каких древних отечественных источниках, за исключением старинной англо-норманнской поэмы Дениса Пирамиса (40). Погиб Рагнар в Нортумбрии, как верно указано в исландских литературных памятниках. Вопреки совету своей жены Аслауги он построил два корабля такого размера, которого на Севере никогда прежде не видывали, набрал на них команду и двинулся вдоль шотландского побережья в Англию, избрав ее местом своих набегов (41). Победы подобных августейших пиратов осуществлялись благодаря тактике, заключавшейся в стремительности нападений и быстроте отхода на безопасные позиции. Их мастерство заключалось не в том, чтобы преодолеть армию, которую жители той или иной местности могли выставить против них, успех их состоял в умении на своих легких судах напасть прежде, чем эта армия могла быть собрана, или же уклониться от встречи с ней, когда она была достаточно большой. Чересчур крупные корабли лишили Рагнара этого преимущества и, тем самым, решили его судьбу.

Излишне громоздкие для примитивного мореплавания того периода корабли вскоре потерпели крушение у английского берега. Вынесенный на вражеское побережье, не имея возможности вернуться, Рагнару не оставалось выбора, кроме как бросить вызов судьбе, чему так поспособствовала его гордость. Лишь только добравшись до берега, он двинулся грабить и разорять, видимо, считая ниже своего достоинства помнить, что его малочисленному отряду скоро будет противостоять превосходящая сила. Либо же он лелеял надежду отпугнуть любые враждебные проявления дерзостью своих действий.

Элла, бывший в то время королем Дейры, используя всю мощь своего королевства, двинулся на бесстрашного викинга; последовал ожесточенный неравный бой. Рагнар, облаченный в одежды, которые ему при расставании дала его горячо любимая Аслауга, четыре раза пробивался сквозь ряды Эллы, однако соратники подле него один за другим падали замертво, и он, в конце концов, был пленен.>

Элла поддался импульсу варварского неистовства и обрек заключенного в темницу знаменитого пленника на мучительные страдания и смерть от укусов ядовитых змей (42).

Квида славит опустошительные набеги, совершенные Рагнаром на многочисленные земли, простиравшиеся от Балтии до Англии и Фландрии. Она дает нам представление об одном из тех ужасающих состояний, в котором в тот момент пребывало человеческое общество. Каждое вооруженное столкновение восторженно отображается картиной смерти, а отвратительные обстоятельства, сопутствующие массовым человеческим убийствам, с ликованием вызываются из памяти. Таков был народ, для которого певец сочинил эту посмертную песнь, что, не довольствуясь сравнением прелестей войны с дружеской пирушкой и воспоминанием (без всякого зазрения совести) о разрушенном им юношеском счастье (43), он в довершении всего восхваляет их, приравнивая к одному из самых сладостных моментов жизни: "Не так ли было в тот час, когда свою прекрасную невесту я усаживал рядом с собой на ложе?" (44) Какими должны быть нравы и деяния этого народа, для которого гармония любви, по его собственному мнению, всего лишь так же очаровательна, как и сражение!

Можно согласиться с историческими традициями Севера, а также анналистами других народов, что Рагнар Лодброк успешно участвовал в опустошении различных частей Европы, Британских островов, Швеции, Норвегии и побережья Балтики (45). Можно признать, что он был одним из тех мужей, жизнь которых становится эталоном для современников, что его деятельность и гений способствовали тому, чтобы придать кровавой резне ореол славы, а разграблению – дань уважения. "Пятьдесят один раз", как утверждает Квида, "его предвестник-копье возвещало о дальних походах". Однако было бы непомерным преувеличением в отношении его известности приписывать ему весь тот ужас, который северное пиратство изливало на Европу в первой половине девятого столетия. Конечно же, это было совпадение, что до его появления нападения морских конунгов и викингов на земли, лежащие за пределами северного Геллеспонта (46), были немногочисленны и редки. И хотя он предал буре опустошений новое направление, все же, в тот момент, когда он однажды вырвался за пределы Балтики, пересек новые моря и направил луч славы вдоль своего курса, можно не сомневаться, что авантюристы, в достатке роящиеся у каждого побережья, страстно желали отследить путь его следования. Совершенно очевидно, что после его смерти из года в год неизменно появлялись все новые и новые герои, и моря были переполнены сменяющими друг друга флотилиями непомерно алчных и безлошадных дикарей.

Судьба благоволила Рагнару, он имел многочисленное потомство (47), и весь свой энтузиазм передал детям, которых подобно себе воспитал морскими конунгами. Однако поскольку наша история затрагивает лишь английские деяния Рагнара, мы поведаем о них, воспользовавшись его Квидой, написанной на его родном языке, в той последовательности, в которой они в ней расположены.

Квида начинается с военного похода Рагнара на Готланд, откуда он привез свою жену Тору. Этот и другие походы, такие как экспедиции в Эйра-зунд, т.е. Балтию, в устье Двины и в финский фьорд Хельсингию, поход против своего тестя Херрауда, набеги в норвежский Скарпей, в Уллер Акри близ Упсалы, на острова Индоро во фьорде Дронтейм и на остров Борнхольм занимают первые девять строф. После этих экспедиций морской конунг начинает подбираться к британским берегам, а свои южные опустошения начинает с нападения на Фландрию. Далее следует смелое вторжение в Англию, после которого он хвастливо рассказывает о смерти англосакса Вальтьёфа.

Мы рубили мечами!
Сотни, клянусь, лежат
Вкруг коней мысов острова
На косе английской.
Мы прибыли к побоищу
За шесть дней до разгрома полчищ.
Воспели заутреню копьям
С солнца восходом самым.
Жребий пал на железо наше –
В сече сражен был Вальтьёф (48).

Далее торжественно поется о боевых столкновениях в Перте и на Оркнеях; еще одно чуть позже происходит в Англии.

Шторм нещадно в щит барабанил,
Покуда не пал ничком противник
На бреге земли нортумбрийской.
Да была ли в то утро
Нужда мужей побуждать
К потехам Хилльды, где вострые
Шлема шишак молнии жалили?
Не так ли было, когда вдову молодую
Я величал на скамье возвышенной? (49)

Торжествующе передаются боевые свершения на Гебридах, в Ирландии, еще на одном побережье, где "шип ножен скользил к сердцу Агнара", его сына, на острове Скай и в заливе Ила, что на шотландском побережье. Следующая строфа, возможно, делает местом сражения остров Линдисфарн:

Звучала утром музыка мечей:
Померились у Линдис-эйри силой
С тремя царственными героями.
Многие угодили в пасть волка;
Рвал ястреб плоть, да звери дикие;
Мало кто смог возрадоваться,
Что невредимым из сечи вышел.
Кровь Иры в море,
В волну прозрачную, щедро струилась. (50)

Затем он рассказывает про свой поход на британский остров Англси:

Вгрызались мечи в щиты;
Багряным в золоте звенела
Сталь на кольчуге Хилльды.
Запомнится на Эйри Аунгол
На веки вечные,
Как мы на забаву урочную
Воителей явились.
Краснел на мысе отдаленном
Драконов речных полет разящий. (51)

После двух строф похвальбы о ратных трудах он начинает упоминать злополучный поворот судьбы и признает, что он стал для него неожиданностью:

Видится мне, по опыту знаю,
Судьбами нам путь предназначен.
Норн ремесло минет немногих.
Даже не чаял, что де от Эллы
Жизни своей кончину встречу
В дни, когда кровь в разбое разбрызгивал,
Да струги свои подгонял на озерах.
Вдоволь добычей зверье насыщали
Мы по заливам земли скоттов. (52)

Между тем, утешение он находит в языческих поверьях:

Радуюсь непрестанно:
Скамьи отца Бальдра,
Знаю, гостям заготовлены.
Мы здесь эль хлебнем немедля
Из изогнутых полых рогов.
Не горюют о смерти герои юные
В грозных чертогах Фьёльнира.
Страха слова с уст не сорвутся
При входе в шатер Видрира. (53)

Поражаемый укусами змей, он воодушевляет себя воспоминаниями о сыновьях, как бы предчувствуя их лютую месть за свои страдания:

Предстанут прямо предо мною,
Все сыновья Аслауги (54),
Пробудят Хилльды клинки блестящие,
Прознают лишь об опасности
Столкновения нашего.
Сколь же гадов земных,
Яда полных, жалят меня?
Мать настоящую детям нашел я,
Их наделившую сердцами отважными (55).

Его силы тают, он поет о надвигающейся смерти, но не перестает, как кажется, цепляться за проблески надежды о сыновьей мести:

А до наследников дойдет молва…
В объятьях змей страшна погибель,
Вселились гады в чертоги сердца.
Надеюсь вскоре, должно вонзиться,
Древко Видрира в грудину Эллы.
Сыны прибудут, объяты местью,
О лютой казни отца изведав.
Должна же доблестная юность
Отвергнуть негу ради нас! (56)

Воспоминания о совершенных ратных подвигах на какое-то время придают Рагнару дополнительные силы, а их количество свидетельствует о переполненной жестокостью жизни морского конунга:

Пятьдесят один раз
Зазывал я народ на битвы
Копьем-предвестником.
Не верю, что из мужей
Какой-либо явится
Конунг меня славнее –
Копья смолоду я кровью окрашивал.
Когда асы нас пригласят,
Я умру без стенаний. (57)

С приближением рокового часа он воодушевляет себя, испуская последний вздох с тем характерным торжеством, которое у этого сурового народа повсеместно принималось за бахвальство:

Радостна смерть мне,
Дизы домой зазывают.
Их из палат, павшими полных,
Один послал за мною.
Счастлив я буду меж асов,
Пить эль на высокой скамье.
Жизнь утекает по капле,
Но я умираю, смеясь. (58)

Государя, сумевшего противостоять наступившему кризису, занесенному в Европу новыми порядками скандинавских народов, и более того – преодолевшего его, звали Альфред Великий. Он был сыном Этельвульфа и внуком Эгберта.

 

 

(1) Григорий Турский, здравствовавший в 573 году, старейший из дошедших до наших дней писателей упоминавших данов, повествует об этой экспедиции. История франков, кн. III, гл. 3. С. 62. <текст>

(2) Венанций Фортунат, здравствовавший в 565 году, упоминает их как народ, потерпевший поражение от королей франков (lib. VIII. C. I. P. 822), а его стихи посвященные герцогу [Шампани] Люпу (Dux Lupus) подразумевают, что даны и саксы вторглись в страну близ Бордо. Это был, по всей вероятности, некий выплеск англосаксонских экспедиций против Британии. <текст>

(3) Stephanius. Prolegomena, p. 22 в Saxonis Grammaticai Hisforiae Danicae Libri XVI. Stephanus Johannis Stephanius summo studio recognovit notisque uberioribus illustravit. Sorae. Typis et sumptibus Joachimi Moltkenii, Reg. Acad. Hafn. Bibliopol. 1644. <текст>

(4) Эразм [Роттердамский] одарил Саксона панегириком, удостоиться которого жаждал бы любой историк: "qui suae gentis historiam splendide magnificeque contexuit. Probo vividum et ardens ingenium, orationem nusquam remissam aut dormitantem; tam miram verborum copiam, sententias crebras, et figurarum admirabilem varietatem, ut satis admirari nequeam, unde illa aetate, homini Dano, tanta vis eloquendi suppetiverit" («[Саксон Грамматик,] который блистательно и цветисто описал историю своего народа. Мне настолько нравятся его гений, полный жизни и огня, его немонотонная или, вернее, непринужденная речь, столь поразительное богатство слов, изобилие изречений, замечательная многогранность образов, что не могу не изумиться в полной мере, откуда коренной датчанин той эпохи обрел столь великую силу красноречия» – прим. al_avs). Desiderius Erasmus. Dialogus cui titulus Ciceronianus sive de optimo dicendi genere ap. Stephanius, Prolegomena, p. 33. И все же обладатель хорошего вкуса указал бы на то, что труд его – скорее торжественная речь, нежели повествование истории. Не смотря на то, что отдельные его части весьма удачны, в целом он либо чрезмерно раздут и преувеличен, либо в вычурных общих чертах завуалирует или упускает суть происходящего. Он нуждается как в точном представлении истины, так и в терпеливом сопоставлении старинных документов, особенно необходимых истории такого периода. <текст>

(5) Hisforiae Danicae Libri XVI. Lib. II. P. 25. <текст>

(6) Hisforiae Danicae Libri XVI. Lib. III. P. 56, 57. Речь Амлета к народу после убийства Фенгона – пример ораторского искусства, делающего честь таланту Саксона. Ibid. P. 54, 55. <текст>

(7) Hisforiae Danicae Libri XVI. P. 67. <текст>

(8) Hisforiae Danicae Libri XVI. P. 95. Сразу после этого (т.е. победы Фроде в Британии – прим. al_avs) Саксон повествует о рождении Христа. Ibid. <текст>

(9) Hisforiae Danicae Libri XVI. P. 157. <текст>

(10) Саксон упоминает эти источники в прологе (Hisforiae Danicae Libri XVI. P. 2); особо любознательным будет полезно прочесть о них примечания Стефания. <текст>

(11) Мы располагаем наглядным доказательством, до какой степени Саксон удлинял бесплотные песни скальдов, и потому понимаем сколь мало точности в изложенном им стихотворном и изысканном диалоге между Хьялти и его другом Бьярки, в котором тот призывал на защиту своего подвергаемого опасности конунга. Забыв о критической ситуации, Саксон описывает беседу на протяжении шести страниц. Стефаний приводит часть короткого и динамичного первоисточника этого диалога (Stephani Johannis Stephanii Notae uberiores. P. 82), дающего прочувствовать плодовитость историка. <текст>

(12) Торфей упоминает их во введении к своей Истории Норвегии, и в Series Dynastarum et Regum Daniae… P. 50 – 53. Их также отмечал Бартолин, Antiquitatum Danicarum, lib. I, c. 9. <текст>

(13) Ворм в Monumenta Danica приводит надписи, обнаруженные в Дании, а Перингскайолд воспроизводит многочисленные надписи из Швеции в своих Monumenta Ullerakarensia, р. 321 – 349, и Monumentorum Sveo-Gothicorum, p. 177 – 306. Смотри также Olai Vereli manuductio compendiosa ad runographiam Scandicam antiquam, recte intelligendam и др. <текст>

(14) (14) И хотя он хвалит их в прологе и даже говорит, "quorum thesauros historicarum rerum pignoribus refertos curiosius consulens, haud parvam praesentis operis partem ex eorum relationis imitatione contexui, nec arbitros habere contempsi, quos tanta vetustatis peritia callere cognovi" («таким образом, я тщательно изучил их хранилище исторических сокровищ и составил немалую часть настоящей работы, без пренебрежения копируя их рассказы, где узнал такое большое умение в знании древности, что взял их в качестве свидетелей» – прим. al_avs), все же возникают справедливые сомнения, что он знал большинство из них. <текст>

(15) Торфей справедливо замечает в отношение Саксона, что тот поместил одних королей, живших намного позже Христа, в дохристианскую эру, других, владевших совершенно иными областями, сделал датскими конунгами, а некоторых, бывших всего лишь зависимыми царьками, возвел на главный трон Дании. Series Dynastarum et Regum Daniae… P. 219. <текст>

(16) Смотри его дифференцированный каталог исландских литературных памятников в Series Dynastarum et Regum Daniae… P. 3 – 12. <текст>

(17) Существует ряд более ранних, чем Снорри исландских писателей. Это и Ари Фроди, родившийся в 1068 году, и его современник Сэмунд, автор Старшей Эдды, и Эйрик [Оддсон], который приблизительно в 1161 году написал о сыновьях Харальда Гилли, и аббат Карл [Йонссон] (1169 год), чья история короля Сверрира дошла до наших дней, и Одд [Сноррасон], автор Саги об Олаве Трюггвасоне, правда все они повествовали о более поздних личностях. Torfaeus T. Historia rerum Norvegicarum in quatuor tomos divisa. <текст>

(18) Сага об Инглингах. Сс. 13,16, 27, 28, 31 и др. <текст>

(19) Приведем лишь один пример. Саксон помещает Хельги и его сына Хрольва Жердинку за одиннадцать правлений до Христа. Снорри же говорит, что Хрольв погиб в царствование Эйстейна (Сага об Инглингах. XXX. С. 28), третьего конунга перед Ингьяльдом, жившем в седьмом столетии Христианской эры. <текст>

(20) As in pp. 9, 10. 24 and 34. < текст>

(21) Он сообщает о тридцати двух правлениях между Одином и Харальдом Прекрасноволосым. Почти все конунги умерли насильственной смертью, таким образом, среднее время их пребывания у власти не может быть более двадцати лет. Проделанное вычисление поместит Одина приблизительно в 220 год по Рождеству Христову. Немало интересного в отношении темных периодов северной старины могут предоставить немногочисленные цитаты из песен скальдов. Наиболее ярко это демонстрирует тот факт, что скальд Тьодольв, на сочинении которого Снорри вплоть до Харальда Прекрасноволосого основывает свою историю, и кого он в связи с этим цитирует двадцать шесть раз, жил во времена Харальда, т.е. около 900 года. Мы встречаем его (Сага о Харальде Прекрасноволосом, Гл. XXXIV) сочиняющим висы в последние дни Харальда, почившего в 936 году. За исключением Браги Старого, который однажды ссылается на Одина (Гл. V), и дважды представленного (Гл. VII, XXIII) Эйвинда [Погубителя Скальдов], жившего после Тьодольва, другие скальды не упоминаются. Стихи скальдов могут служить надежным источником для событий, произошедших во времена их собственного создания, но могут считаться всего лишь народными традициями наиболее ранней истории варварского народа. Другие источники Снорри – родословия и рассказы о правителях. Смотри его Пролог. Между тем исландские генеалогии зачастую весьма противоречивы. Большинство их достоверных авторов – скорее добросовестные хранители традиций, обыкновенно верных по сути, но, как правило, неточных, нежели собиратели или критически настроенные сочинители подлинной истории. <текст>

(22) Сага об Инглингах. XLI. С. 33. Сага о Хервёр отмечает, что эта часть Англии была Нортумбрией и приписывает те же владения его внуку Харальду Боезубу. (Сага о Хервёр и Хейдреке. Гл. 15. Перевод Т. Ермолаева). <текст>

(23) Sax. Chron. 64, Fl. Wig. 280, Ethelw. 839, Malmsb. 16, Hunt. 343, Matt. West. 282 и некоторые другие. Анналы Ульстера не упоминают их нападения на Ирландию до этого периода, однако начиная с него – постоянно. <текст>

(24) Северные письменные источники помещают Ивара в конец шестого века. Если это датировка точна, то, возможно, он был одним из тех авантюристов, что прибывали в Нортумбрию или Мерсию вместе с англами.

Поскольку англы и юты прибывали из датских областей – Шлезвика и Ютландии, их древние предания, возможно, не без основания, использовались как предлог для завоевания Британии. Однако в результате критического сравнения не вызывающих сомнения древних исландских источников, я пришел к убеждению, что Ивар Широкие Объятья был помещен в вышеуказанное столетие слишком рано. <текст>

(25) Так утверждает Снорри. < текст>

(26) Адам Бременский, Альберт Штаденский и Аимоний. <текст>

(27) Так излагает на латыни древний саксонский стихотворец. Du Chesne Andreae. Historiae Francorum scriptores, II. P. 164. < текст>

(28) Монах Санкт-Галленского монастыря поведал нам в своем труде об этом событии. Ноткер Заика. Деяния Карла Великого, II. <текст>

(29) Эйнхард. Жизнь Карла Великого, (17). Мейер в своих Анналах Фландрии упоминает, что император останавливался на некоторое время в Генте из-за кораблей, которые он приказал построить там против норманнов. <текст>

(30) Sax. Gall. p. 134. <текст>

(31) Смотри Fragmentum Chronici Fontanellensis, Annales Bertiniani и Fragmentum Historiae Britanniae Armoricae в Bouquet's Recueil des historiens des Gaules et de la France. Том 7. <текст>

(32) Auberti Miraei ap. Opera diplomatica et historica. Tом 1, caput XVII. <текст>

(33) Смотри Scriptores rerum danicarum medii ?vi, partim hactenus inediti, partim emendatius editi, qvos collegit, adornavit, et publiciti juris fecit Jacobus Langebek. Tomus I. P. 534. <текст>

(34) Хуан де Мариана. Всеобщая история Испании. <текст>

(35) Для англоязычного читателя наиболее полную редакцию Lodbrokar Quida в 1782 году издал Джеймс Джонстоун. Но поскольку его английский перевод не дословный, ниже в тексте приводится более точная версия некоторых строф. Карл Кристиан Рафн в 1826 году в Копенгагене выпустил изящное издание песни, включающее датский и французский переводы, а так же многочисленные примечания и замечания, которые, однако, ограничил для всеобщего использования Данией, опубликовав их на родном языке. Он называет ее "Krakas Mal" т.е. Песнь Краки. В некоторых рукописях она озаглавлена именно так. Он полагает, что, Рагнар со своими соратниками скорей всего использовал в песне двадцать три начальные строфы, а шесть последних, вполне возможно, добавила его королева и вдова Крака. Скьюл Торлациус высказывает пожелание лишить Рагнара и Краки авторства и приписать его Браги, сыну Бодди. Antiquitatum borealium observationes miscellaneae. P. 70. <текст>

(36) Такие как Ворм, Бартолин, Стефаний и другие. На севере существовала весьма распространенная практика, когда сами конунги славили собственные деяния. <текст>

(37) Таково предположение Торфеуса. <текст>

(38) Смотри в Bouquet's Recueil des historiens des Gaules et de la France… Tom 7: Fragmentum Chronici Fontanellensis. P. 41; Chron. Vezel. P. 271 (Ex Chronico Vezeliacensi apud Labbeuni Tomo 1 Mss. pag. 394 – прим. al_avs); Ex miraculis S. Richarii abbatis Centulensis. P. 361 и Ex libris miraculorum S. Germani episc. Parisiensis, Auctore Aimoino Monacho Pratensi, Saeculo ix. P. 350. Petri Olai minoritae Roskildensis Cronica regum Danorum, a Dano ad obitum Johannis Regis // Scriptores rerum danicarum medii aevi, partim hactenus inediti, partim emendatius editi, qvos collegit, adornavit, et publiciti juris fecit Jacobus Langebek. Tomus I. P. 109. Смотри так же Annales Bertiniani и Amm. Mirac, S. Germ. <текст>

(39) Fragmentum Historiae Britanniae Armoricae в Bouquet's Recueil des historiens des Gaules et de la France… Tom 7. P. 46. Хроники, упоминающие викингские походы Бьерна, – весьма многочисленны. Смотри Pontoppidan. Gesta Et Vestigia Danorum Extra Daniam, PrКcipue in Oriente, Italia [and C] Maximam Partem Ipsis Scriptorum Verbis Adumbrata. <текст>

(40) Настолько необычно было найти подобное в сочинении англо-норманнского поэта, что я привожу этот отрывок в оригинале, поскольку на него никогда не обращали внимания, и прежде он никогда не был опубликован. Рагнара здесь называют Лотброк, а трех его сыновей – Ингаром, Хулбе и Берином, вместо Ингвара, Уббы и Бьерна.

Cil Lothebroc e ses treis fiz
Furent de tute gent haiz;
Kar uthlages furent en mer;
Unques ne fuierent de rober.
Tuz jurs vesquirent de rapine;
Tere ne cuntree veisine
N'est pres d'els ou il a larun,
N'ensent feit envasiun.
De ceo furent si enrichez,
Amuntez et amanantez.
Qu'il aveient grant annee
De gent; e mult grant assemble;
Qu'il aveient en lur companye
Kant erronent oth lur navye.
Destrut en aveient meint pais;
Meint poeple destrut et occis:
Nule contree lez la mer
Ne seput d'els ja garder.
Denis Pyramis. MSS. Domitian XI. P. 12.<текст>

(41) Scriptores rerum danicarum medii aevi, partim hactenus inediti, partim emendatius editi, qvos collegit, adornavit, et publiciti juris fecit Jacobus Langebek. Tomus II. Hafniea, 1773. P. 277. Torfaeus T. Historia rerum Norvegicarum in quatuor tomos divisa. Hafniae, 1711. <текст>

(42) Fragmentum Islandicum de Regibus Dano-Norvegicis ab Ivaro Vidfadme ad Haraldum Blaatand // Scriptores rerum danicarum medii ?vi, partim hactenus inediti, partim emendatius editi, qvos collegit, adornavit, et publiciti juris fecit Jacobus Langebek. Tomus II. Hafniea, 1773. P. 277. Саксон Грамматик, как думали, помещает Эллу в Ирландию, однако тот, кто внимательнее прочтет страницы 176 и 177 (речь идет о редакции 1645 года – прим. al_avs), поймет, что речь идет об Англии. Исландские писатели единодушно размещают его в Нортумбрии. Этот факт устанавливает время смерти Рагнара; поскольку Элла узурпировал нортумбрийскую корону в 862 году, а погиб в 867, то Рагнар, по всей видимости, испустил свой последний вздох между этими датами. Английские хронисты признают, что Лодброк погиб в Англии, между тем нортумбрийские исторические события они знают настолько плохо, что подлинную историю смерти Рагнара заменяют двумя противоречивыми сказаниями. Смотри Matt. West. P. 314 - 316 и Bromton. Col. 802.
[Matt. West. The Flowers of History, Especially Such as Relate to the Affairs of Britain: From the Beginning of the World to the Year 1307, Том 1, P. 314 – 316:
«(870 год) Был в те дни, минувшие не так давно, в королевстве данов один человек из рода конунгов этого народа по имени Лодброк. Он был отцом двух сыновей, а именно Ингвара и Уббы, рожденных от своей жены. И когда однажды он в одиночку со своим ястребом отправился на небольшой лодке половить уток и других птах на морских островах близ суши, поднялась внезапная буря, которая унесла его в открытое море и в течение многих дней и ночей носила во всех направлениях, причиняя мучительные страдания. Наконец, столкнувшись с множеством опасностей, он был выброшен к Англии и высадился на берег в провинции восточных англов, которую жители называют Нортфолк, близ местечка Редхам. И обнаруженный в одиночку со своим ястребом жителями той области, в качестве диковинки был представлен королю восточных англов Эдмунду. И будучи ввиду весьма утонченной внешности с почетом принятым самим королем, он некоторое время оставался при его дворе. А поскольку язык данов близок говору англов, Лодброк принялся рассказывать королю, какой случай забросил его в Англию. Лодброку понравились совершенные манеры короля Эдмунда, и его знание военного дела, равно как и учтивость присутствующих слуг, которых королевское усердие в полной мере обучило пристойному поведению и правильной речи. Поэтому Лодброк, восхищенный подобными манерами и дисциплиной, с огромным желанием просил короля позволить ему задержаться при его дворе, дабы он смог более полно обучиться королевским порядкам. И когда король Эдмунд любезно внял его просьбе, Лодброк сблизился с королевским звероловом по имени Берн, дабы в совершенстве познать у него охотничьи навыки, в которых тот был искусен, ибо был сведущ в птицеловстве и охотничьей практике настолько, что в ловле птиц, равно как и зверей, все проходило согласно его желанию. Он ловил все, что бы ни пожелал, и весьма часто одаривал стол короля самыми изысканными блюдами. А поскольку и он высоко почитался королем, насколько это допускало его язычество, королевский зверолов начал сильно завидовать ему за то, что он превзошел его во всех вышеупомянутых искусствах. И, воспламенившись против Лодброка смертной завистью, однажды, когда они вместе выехали на охоту, он тайно напал на него и злочестиво убил, и спрятал убитого в густом лесу. Сделав это, мерзкий зверолов отправился назад, и, протрубив в рожок, позвал собак за собой. Лодброк же при дворе короля Эдмунда взрастил одну гончую за зайцами, которая, как это зачастую случается, сильно привязалась к нему; и когда зверолов удалился с остальными собаками, эта гончая одна осталась у тела своего хозяина. На следующий день, когда король сидел за трапезой, он, не заметив Лодброка среди других его дружинников, нетерпеливо спросил слуг, что с ним случилось. Отвечая ему, Берн, зверолов, ответил, что накануне, когда он возвращался домой с охоты, Лодброк оставался после него в лесу, и заявил, что с тех пор его не видел. Но едва только он окончил речь, как вдруг гончая, которую взрастил Лодброк, вошла в королевские палаты и начала вилять хвостом и ласкаться перед всеми и, в особенности, перед королем. И когда король увидел это, он сказал присутствующим. Смотрите, говорит, явилась гончая Лодброка, предвещая своего приближающегося хозяина. И с радостью король заботливо накормил собаку, надеясь, что она знак того, что возвращается ее хозяин: однако ожидание его было напрасным. Ибо тотчас же, как гончая утолила голод, она возвратилась к своему хозяину, чтобы привычно служить у его тела. Через три дня, вынуждаемая голодом, она снова вернулась к королевскому столу, чтобы подкрепиться; и король, весьма удивленный, приказал, слугам пойти по следу собаки, когда она покинет дворец, и тщательно выяснить, куда она направилась. И слуги сделали так, как им приказал король; и, следуя за гончей, когда она удалилась, они пришли к безжизненному телу Лодброка. И когда об этом доложили королю, он крайне взволновался и приказал похоронить его тело со всеми почестями. После этого король Эдмунд, проведя тщательное расследование смерти Лодброка, осудил Берна, зверолова, за это мерзкое деяние. И он приказал, чтобы воины и правоведы его двора объявили свое суждение о том, что должно было сделать с убийцей. И все они сошлись вместе в том, что зверолов должен быть посажен в лодку, в которой Лодброк прибыл в Англию, и пущен по течению посреди открытого моря без каких-либо снастей, дабы испытать, соблаговолит ли Господь Бог избавить его от опасности. Таким образом, зверолов, согласно объявленному приговору, был пущен по течению в глубокое море, и, спустя несколько дней, прибился к берегам Дании. И когда он был обнаружен береговыми стражами, даны узнали лодку, поскольку в ней их господин Лодброк имел обыкновение отправляться на ловлю птиц; и поэтому, они доставили его к Ингвару и Уббе, сыновьям датского правителя, убитого в Англии, которые слыли влиятельными и жестокими мужами, и кто немедленно применили к Берну пытку, вопрошая его, что случилось с их отцом, который отбыл от них на этой лодке. Берн, в течение долгого времени подвергаемый жестоким мучениям всевозможными пытками, измыслил ложь и сказал, что их отец, случайно оказавшийся в Англии, был обнаружен Эдмундом, королем восточных англов, и казнен по его приказу. На этом они не смогли сдержать самое горькое рыдание, и, будучи безутешно опечаленными смертью своего отца, поклялись своими всесильными божествами, что не оставят это убийство безнаказанным…» – прим. al_avs]<текст>

(43) "Прелестна была брань у [острова] Скай, Как тогда, когда девицы вино подносили". Строфа 18. "Славно было в проливах Ила, Как тогда, когда прислуживающие ньорны вина подносили теплые струи". "Утром я видел, как был сражен Белокурый возлюбленный девы, Тот, с кем беседовать было так сладко вдове". Строфа 19. <текст>

(44) Строфа 13, смотри также Строфу 24. <текст>

(45) В отношение северных источников о деяниях Рагнара можно сослаться на Саксона Грамматика (Hisforiae Danicae Libri XVI. Lib. IX. P. 169, 177) и примечания к нему Стефания, на исландский фрагмент в Langebek. Tomus II. P. 270, 280, на Сагу о Рагнаре Кожаные Штаны, на Series Dynastarum et Regum Daniae и Historia rerum Norvegicarum Торфея. Иоганн Магнус и Локцений также упоминают его историю. <текст>

(46) Балтийское море некоторые авторы, например, Гевелий в Dedicatio к своей Селенографии, называли Геллеспонтом. Использование этого термина, я думаю, порой вводило в заблуждение северных писателей, которые переносили некоторых своих героев на Черное море, Геллеспонт Гомера. <текст>

(47) Согласно Саксону, у него было десять сыновей от трех жен, Hisforiae Danicae Libri XVI. P. 169, 170, 172. Сага о Рагнаре у Торфея (Torfaeus T. Series Dynastarum et Regum Daniae… P. 346, 347) представляет их матерей иначе, чем Саксон. <текст>

(48) Lodbrokar-quida; or The death-song of Lodbroc; with a free Engl. transl. To which are added the various readings, a Lat. version, glossary and notes by J. Johnstone. 1782. St. 11. P. 14. <текст>

(49) St. 15. P. 18. < текст>

(50) St. 20. P. 24. < текст>

(51) St. 20. P. 24. < текст>

(52) St. 24. P. 28. < текст>

(53) St. 24. P. 28. < текст>

(54) Торфей представляет нам один из вариантов норвежских традиций касательно этой леди. Он пишет, что в Норвегии, на перешейке Спангарейд, значительнейшая часть истории ее жизни сохранилась в первозданном виде. Люди этой местности передают рассказы своих предков о том, что неподалеку отсюда на берег небольшого залива вынесло золотую арфу, в которой находилась маленькая девочка. Она была принята в семью, потом пасла овец, прославилась своей красотой, вышла замуж за датского короля и стала величаться Отлаугой. Местные жители показывают холм, названный холмом Отлауги. Залив называют Gull-Siken, т.е. золотым фьордом, а ручей рядом с ним зовется Kraakabecker, т.е. ручей Краки. Torfaeus T. Series Dynastarum et Regum Daniae a primo eorum Skioldo Odini filio, ad Gormum Grandaevum, Haraldi Caerulidentis patrem. Hafniae, 1702. P. 35. Крака – одно из прежних имен этой женщины. <текст>

(55) Lodbrokar-quida. St. 26. P. 30. <текст>

(56) St. 27. P. 30. < текст>

(57) St. 28. P. 52. < текст>

(58) St. 29. P. 32. Торфей высказывает предположение о существовании двух разных Лодброков. Я подозреваю, что он вмещает в себе образы трех личностей. Между тем, не подлежит сомнению, что Рагнар Лодброк, персонаж Квиды, являлся тем человеком, кого Элла Нортумбрийский казнил между 862 и 867 годами, и чьи сыновья в порыве мести предприняли вторжение, которое уничтожило английскую октархию и на какое-то время лишило трона Альфреда. <текст>

 

 

происхождение саксов

 

© перевод А.В. Сынковского, 2016

Читать далее →