Новое на сайте

Воден и его роль в англо-саксонском королевском родословии

Эссе Томаса Роусела | by Thomas Rowsell

Воден

Воден

 

ВОДЕН – весьма сложная и трудная для изучения фигура в англосаксонской истории. Как и его норвежский «эквивалент» Один (Oðinn), он в своем пантеоне, по-видимому, считался верховным божеством, господствовавшим над основными проявлениями языческого культа внутри своей культуры. Среди специалистов не утихает обсуждение значимости этих богов и взаимосвязи между ними. Энтони Фолкс обращался к генеалогической роли Одина в текстах XII – XII веков; Ричард Норт утверждал, что генеалогическая роль Одина в дохристианской Скандинавии явилась результатом влияния роли Водена в англосаксонской Англии. Норт также утверждал, что в создании Водена как прародителя династий значительную роль сыграли первые англосаксонские епископы. Шарлотта Бер настаивала на том, что популярность культа Водена означает, что его роль прародителя, видимо, вовсю использовалась перед принятием христианства (1). Популярность его культа подтверждается не только наличием большого количества английских топонимов, содержащих имя Воден, но и исследованием археологических источников, правда ни то, ни другое не доказывает, что на ранней стадии англосаксонского периода он являлся прародителем королей.

В этом эссе предпринимается попытка определить происхождение культа Водена, а также исследовать цели, хронологию и модели включения Водена в королевские генеалогии. Самые ранние письменные данные о Водене как о предке королевского дома встречаются в Historia ecclesiastica gentis Anglorum (Церковная История) Беды Достопочтенного, и чуть позднее в Англосаксонской хронике.

Для того чтобы понять характер роли Водена в королевских генеалогиях, необходимо определить какую роль он играл в качестве божества. Большая часть того, что мы знаем о Водене, по сути, получена из исландских источников тринадцатого века, относящихся к его норвежскому аналогу Одину. Они далеки от идеала и в действительности рассказывают о совершенно другом боге в совершенно непохожей стране много столетий спустя после того, как англосаксы приняли христианство. О Водене, опять же в контексте явных одиновских аналогий, повествует Lacnunga, англосаксонский сборник исцеляющих заговоров, записанный в десятом веке:

Wyrm com snican, toslat
ða genam Woden VIIII wuldortanas,
sloh ða þa næddran, þæt heo on VIIII tofleah.
Þær geændade æppel and attor,
þæt heo næfre ne wolde on hus bugan.
Fille and finule, felamihtigu twa,
þa wyrte gesceop witig drihten,
halig on heofonum, þa he hongode;
sette and sænde on VII worulde,
earmum and eadigum eallum to bote.
(2)

Крадучись червь пришел, но не сгубил никого он,
Воден взял эти стебли, девять побегов славы,
И от удара аспид на девять частей распался.
Тут и устроила так Яблоня против яда,
Что уж ему вовеки в мире не будет жизни.
Кервель (Миррис) и Фенхель, эти двое самых могучих,
Созданы были мудрым Владыкою одноглазым,
Святой в небесах сотворил их, когда он висел на древе,
И разослал и отправил по всем девяти мирам их,
Злосчастным равно и счастливым, помощь всем без изъятья.
(2А)

В данном описании не смотря на подобие Христу, тот, кто витает на небесах, имеет отношение к Одину, поскольку там он создает исцеляющие травы (3). Здесь Воден без сомнения может быть идентифицирован с Одином, когда описывается как halig on heofonum, þa he hongode (когда он висел, святой в небесах), принимая во внимание намек на его самопожертвование, о котором также подробно рассказывается в «Речах Высокого» (Havamal), записанных в двенадцатом веке, но основанных, скорее всего, на более древних устных традициях:

Знаю, висел я
в ветвях на ветру
девять долгих ночей,
пронзенный копьем,
посвященный Одину,
в жертву себе же,
на дереве том,
чьи корни сокрыты
в недрах неведомых.
(4А)

Если Один основными общими чертами схож с англосаксонским Воденом, тогда самое ценное, что можно почерпнуть об этом боге из эддической поэзии касательно королевских генеалогий, это то, что он был королем. Но будучи государем богов, он также – бог войны, поэзии, неистовства, описываемый как отец богам и людям, и называемый Альфёдр (Alföðr)(Всебог) (5). Любимый сын Одина – Baldr. Его имя родственно древнеанглийскому bealdor, однако, хотя их имена созвучны, он – не аналог сына Водена Белдега (Bældæg), который также встречается в королевских перечнях Англосаксонской хроники (6).

Древнейшая рукопись, демонстрирующая присутствие Водена в генеалогии, содержится в Англской коллекции, составленной в 812 году. Церковная История, законченная Бедой в 731 году, перечисляет генеалогию Этельберхта Кентского (560-616), который, по его словам, произошел от полумифического английского прародителя Хенгеста, тот же в свою очередь вел происхождение от Водена. Беда также сообщает, что на происхождение от Водена претендовало множество других королей (7). По предположению Эрика Джона генеалогия, ниспускающаяся от Водена, не была составлена лично Бедой, а лишь включена им в Церковную Историю, поскольку была прислана ему кем-то, носящим такой высокий сан, что было бы неблагоразумно оставлять ее за рамками своей работы (8).

Тот факт, что Воден был по той или иной причине включен в эти генеалогии, показывает, что вера в него как в прародителя королевских династий была популярна даже в 730-е годы. В случае нортумбрийской династии, например, всеобщее происхождение от Водена могло использоваться для «выражения политических отношений с другими провинциальными королевскими домами седьмого века» (9). Англосаксонская хроника, составленная, по всей видимости, в конце девятого века во время правления Альфреда Великого, приводит генеалогии королевских домов англосаксонских королевств, многие из которых также включают Водена в число своих предков:

547. Тогда Ида стал королем; от него пошел королевский род Нортумбрии. Он правил двенадцать лет и построил Бамбург, который был сначала обнесен частоколом, а потом — валом. Ида был сыном Эоппы, Эоппа был сыном Эсы, Эса сын Ингви, Ингви сын Ангенвита, Ангенвит сын Алока, Алок сын Беонока, Беонок сын Бранда, Бранд сын Белдея, Белдей сын Водена, Воден сын Фритовульфа, Фритовульф сын Финна, Финн сын Годвульфа, Годвульф сын Геата (10).

Модели генеалогий имеют аллитерационную структуру, это самое верное средство, позволяющее с легкостью заучивать изустно передаваемые традиции. В силу этого генеалогии вряд ли отличались достоверностью и служили всего лишь для укрепления национальных мифов, узаконивающих власть. Модели королевских английских генеалогий также были нумерационными; на значимость этого факта указал Томас Д. Хилл:

Воден неизменно помещается на девятое место от основателя династии. В различных генеалогиях существует шесть независимых примеров подобной модели, и Вильям Мальмсберийский ссылается на трех других основателей династий как к “десятым, как они говорят, от Водена”, что предполагает, что он признавал эту модель общепринятой (11).

Далее он отмечает, что такие нумерационные модели не являются специфически германскими, поскольку встречаются также в валлийских, ирландских и библейских родословиях, но что они действительно демонстрируют символический характер ранних этапов генеалогий. Девять – характерное число в отношении Одина и норвежской мифологии, оно встречается как в Lacnunga, так и в Havamal, поэтому не исключено, что существовала некое духовное наследие, связанное со структурой этих генеалогий.

Миф Беды об обосновании англов служит столь же символической цели. Прибытие Хенгеста и Хорсы в Британию – упрощенный вариант намного более сложной истории вторжения и поселения. Беда изначально упоминает три главных германских племени и предпочитает не обращать внимания на другие, например на возможность происхождения народов восточного Кента от меровингских франков, а не только ютов (12). Бер подтверждает, что археологические находки, обнаруженные в Кенте, соответствуют утверждению Беды о том, что кентцы вышли из Ютландии и, по всей вероятности, привезли культ Водена с собой:

Археологические находки, найденные в Финглшеме, Истри и Вуднсборо, смысловое содержание топонимов, письменное свидетельство о королевской вилле и исключительно богатые погребения на кладбище Финглшема, а также кремационное захоронение, предметы, связанные с культом Водена (не только медали (bracteates), но также и застежка от пояса и кулон) – все это может свидетельствовать о наличие важного политического и религиозного центра шестого века (13).

В дополнение к Вуднсборо Бер упоминает кентскую деревню Вормшилл как свидетельство того, что в шестом веке англосаксы поклонялись Водену. Застежка из Финглшема изображает фигуру, держащую два копья, и таким образом интерпретируется как потенциальная ссылка на ритуал культа Водена, основанного на том факте, что исландские источники ассоциируют Одина с копьями и ранами, нанесенными копьем (14). Здесь Бер, возможно, заходит слишком далеко, поскольку копье в то время было самым распространенным оружием в Европе, и простое присутствие изображения копья на артефакте не вызывает никаких ассоциаций с Воденом или Одином. Чейни также перечисляет многочисленные места, подтверждающие значимость культа Водена по всей южной Англии раннего англосаксонского периода.

Застежка из Финглшема
Застежка из
Финглшема

 

Древнее земляное укрепление Вонсдайк (Wodnes dic или «дамба Водена» в грамоте 903 года от РХ), над Долиной Пеуси в Уилтшире и Сомерсете, было, вероятно, культовым центром бога, находящемся между Wodnes beorg (в грамоте 825 года и в Англосаксонской хронике sub annis 592 и 792), «холмом Водена», и Wodnes dene, «долиной Водена». В центральной Мерсии нынешние топонимы Веднесбэри (Wadnesberie Книги судного дня, «крепость Водена») и Воденсфилд (Wodensfeld Книги судного дня, «открытая местность Водена») свидетельствуют о поклонении ему, равно как и деревня Венсли (Wodnesleie, «роща Водена») в Дербишире, и полсотни других с тем же названием или Венслоу (Weneslai в Книге судного дня, но Wodneslawe 1169 году) в Бедфордшире и сотня Воденслоу («насыпь Водена»), также в Бедфордшире, все в землях англов. Другой Wodnesfeld, возможно, Вонсвелл в Глостершире, упомянут Флоренсом Вустерским sub anno 911 (15).

Беда, несомненно, знал о религиозной значимости Водена, и, видимо, не одобрял это, поэтому подверг его эвгемеризации, тем самым, сохранив его генеалогическую функцию в отношении королевского дома Кента (16). Это была наиболее приемлемая роль для Водена, не наносящая ущерба унаследованной социальной иерархии, хотя та и оставалась под сильным влиянием языческих верований. Беда использует историю происхождения и аллитерирующие генеалогии как средство укрепления культурного единство среди определенных групп германского населения Британии. Королевская кровь жизненно важна для узаконивания королевского сана, вот почему к Водену ведут все генеалогии конца восьмого века, за исключением родословия Эссекса, нисходящего к Сеакснеату (Seaxneat), кто, по-видимому, является импортированной версией бога старых саксов Сакснота (Saxnot), хотя о нем известно крайне мало (17). Божественность королей была унаследована из вымышленных генеалогий, которые связали их с обоими богами и древними германскими героями, такими как Финн (18). Претензия на происхождение либо от бога, либо от героя еще больше укрепляет культивированное родословие:

У родословия или генеалогической коллекции есть, в сущности, большое разнообразие политических применений… Оно может быть выражением чего-то более широкого, нежели королевский сан: оно может провозглашать политические союзы и верховные господства; оно может возвестить о вере в существование племенной группы; оно может добиваться гармоничного политического устройства (19).

Тот факт, что верхние ветви этих генеалогий полностью вымышленные означает, что и нижние ветви также могли быть фиктивными, и что любой узурпатор мог просто-напросто вписать свою семью в уже существующее королевское родословие. Не смотря на то, что происхождение Кенвульфа Мерсийского (ум. 821) доказать весьма трудно, он вряд ли имел реальную связь с мерсийским королевским домом, а это свидетельствует о том, что, хотя королевские корни были важны для англосаксов, они не являлись обязательным условием для вступления на престол, поскольку власть могла быть узаконена посредством успешных военных кампаний в сочетании с необходимым генеалогическим вымыслом (20). Изменение структуры генеалогического древа также требовали браки, заключавшиеся между царственными семействами, как в случае Берники, когда при объединении с Дейрой, была образована Нортумбрия. Аха, сестра короля Дейры Эдвина вышла замуж за короля Берники Этельфрита, что, возможно, способствовало определенной реструктуризации. Хроника Этельвеарда (975 - 983) ссылается на прародителя всех ветвей бернисийского рода, короля Иду, как на того, «cuius prosapia regni et nobilitatis a Vuothen exordium sumit», ‘чей род берет начало своему царствованию и благородству от Водена’ (21). Более ранний пример вымышленной генеалогии может быть продемонстрирован в случае Кердика Уэссекского (ум. 534):

Западно-саксонское родословие до Кердика, основателя династии, является полностью или частично… подстроенным; …Если какое-то раннее родословие Кердика и было когда-либо известно, оно полностью исчезло из наших источников; однако вовсе не обязательно настаивать на том, что оно когда-либо существовало (22).

Вместо того чтобы отклонять языческие проявления королевского наследования, они были приняты и, по-видимому, поощрены христианами, например, Алкуином Йоркским. В письме к народу Кента, датируемом 797 годом, Алкуин оплакивает отсутствие генеалогического древа в королевской семье:

Сами народы англов, да и их королевства и их короли воюют между собой. Едва ли кого-либо ныне можно отыскать из древнего королевского рода, и чем более сомнительно их происхождение, тем более они испытывают недостаток в доблести (23).

Боги могли либо узаконить право через божественность либо быть понижены до статуса простых героев и, таким образом, по ассоциации с их великими свершениями, все еще играть роль в поддержании власти (24). Эвгемеризация сделалась столь мощным средством узаконивания существующей формы божественного языческого наследования в новом христианском контексте, что Воден перечислялся в королевских генеалогиях даже в двенадцатом веке, когда был назван в Textus Roffensis предком Эльфвальда Восточноанглийского. Германские герои занимали столь же видное место в генеалогиях, что и подвергнутые эвгемеризму боги, и потому, так же полезны для этих целей. Вот имена героев, встречающиеся в генеалогии: Скеаф, Скильд, Беав, Херемод, Эорманрик, Оффа Англский, Финн и Хвала; первые семь встречаются в Беовульфе, а последние четыре в Видсиде (25). Уормалд интерпретирует приобщение этих легендарных героев как факт, говорящий о желании англосаксов придерживаться своего языческого прошлого, дабы выказывать почтение историческим корням своих королей. Это желание не ограничивалось невежественными низами, и при этом герои не были лимитированы германской стариной, о чем свидетельствуют включения Цезаря в генеалогии восточных англов, а библейских персонажей Ноя и Адама – в генеалогии западных саксов (26). Включение подобных фигур является свидетельством гибкого характера королевских генеалогий, способствующих их продолжению в период христианства:

Изложенная в стихах (особенно в хвалебных поэмах), в героических сказаниях и менее вычурных генеалогических источниках, королевская или династическая пропаганда могла передаваться через просвещенные классы, в чьи обязанности входило сохранение «знаний» подобного рода. Генеалогия позволяла правящим династиям представлять прошлое (а, косвенно, и будущее) с точки зрения их собственной истории; такое тотальное исключение других родов представляло собой мощное пропагандистское оружие (27).

Даже в дохристианские времена изустно передаваемая традиция королевских генеалогий должна была сохраняться просвещенным классом, миф о божественном происхождении занимал весьма важное место в политической жизни англосаксов. Поэтому этот вид пропаганды был слишком действенен и ценен, чтобы быть отброшенным новым, исповедующим христианство, классом грамотеев, которые сохранили его политическую функцию даже после того, как язычество утратило свое значение (28). Мойсл полагает, что практика прослеживания происхождения от божественного персонажа в действительности была импортирована на континент через устную традицию саксов:

Учитывая, что… с одной стороны, миф божественного происхождения в Англии относился исключительно к королевским династиям, а с другой стороны, изустно передаваемые династические сказания действительно существовали у англосаксов, то практически не остается сомнения в том, что сначала свои перечни с Воденом и Сеакснетом, церковные компиляторы англосаксонских королевских генеалогий составляли, придерживаясь уже существовавших изустно передаваемых династических легенд о происхождении, сопоставимых с легендами, засвидетельствованными на континенте, в которых указывалось происхождение от языческих богов (29).

Характер божественного происхождения не создавал систему, которая наделяла злоупотребление властью наследника. Далекий от обожествления, древний германский король не был богоподобен или всемогущественен, его власть зависела от его харизмы, необходимой для благополучия его племени (30). Его могли обвинить в неудачном ведении войны или сборе урожая и, вследствие этого сместить. Эту сторону германского королевского правления можно проследить, начиная с древнейшего источника по этому вопросу – Тацита: «Царей они выбирают из наиболее знатных, вождей — из наиболее доблестных. Но и цари не обладают у них безграничным и безраздельным могуществом» (31). И хотя Тацит пишет за много веков до того, как англосаксы поселились в Англии, и не является всецело объективным источником, изображая германцев более примитивными, чем они, вероятно, были, существует много общих черт между религиозными обычаями, которые он описывает и германскими язычниками позднейших источников. Подобно тому, как короли древней Германии наследовали не безраздельную власть, так же поступали и германские короли древней Англии, которые всецело зависели от поддержки общины, особенно в вопросах достижения трона и защиты его от других претендентов, предъявивших права на наследование. Как объясняет Чейни:

Племенные выборы сакрального правителя представляли собой… право гарантировать себе рожденного от бога короля, полного сверхъестественной силы и отобранного из королевского рода за свою явную «удачливость». Выборы, таким образом, являлись племенным правом избрать того, кто был «воплощением мистической силы всей племенной общины» (32).

Торжество германского божественного происхождения состояло в том, что правитель претендовал на свое положение по праву родства. Свидетельства замешанного на родстве основания англосаксонской монархии могут быть обнаружены в этимологии слова cyning (король), которое может означать «сын cyn или семьи», и именно в контексте королевского кровного родства. Cyning родственен германскому könig и древнеисландскому konungr, а потому, не исключено, что такое понимание королевского правления было широко распространено среди германских народов (33).

Англосаксы считали сакральное наследование и традиции королевского правления жизненно важной частью своей племенной принадлежности. Именно из-за этого осознания своих северных корней, поздние английские миссионеры и их новообращенные были полны решимости не отходить от тех языческих и светских традиций, которые обуславливали иерархию их общества (34). Правда происхождение этой практики может быть римским, а не северным.

Бог, которого Тацит интерпретировал по interpretatio romana, как Меркурия, очень похож на Вотана из-за своего умиротворения с помощью человеческих жертвоприношений (35). Воден напрямую Тацитом не упомянут; более того в древних литературных памятниках бог изобилия Фрейр был более популярен у скандинавских королей, чем демонический бог войны и ярости Воден (36). Круг земной (Heimskringla) Снорри Стурлусона изображает Фрейра или Ингви более почитаемым предком, нежели Один; он – основатель династии Инглингов, но Снорри эвгемеризацией лишает его божественности, хотя и удостаивает статуса мифологического бога в своей Эдде (37). Воден же в качестве бога войны получил наибольшую популярность у странствующих военных отрядов, чья победа зависела от его божественного неистовства (38). Они могли состоять из лангобардов и готов, путешествовавших на юг, а также из англосаксов, отправлявшихся на запад. Популярность Водена могла стать результатом контактов с римлянами и их богом торговли и богатства Меркурием, весьма важным для путешествующих народов (39). Могло случиться так, что роль бога торговли Меркурия в результате культурной потребности трансформировалась в роль аристократического предводителя военного отряда, или что культ Водена был завезен на юг мигрантами и пробился из младших богов на вершину их пантеона (40). Так или иначе, позднейшие скандинавские источники, такие как Старшая Эдда, во всех отношениях наиболее значимым божеством изображают Одина, хотя это могло быть делом рук Снорри Стурлусона, перестроившего пантеон. Как утверждает Ричард Норт, изначальная популярность Одина являлась, по всей вероятности, результатом южного влияния:

Один, возможно, выделяется на фоне остальных, в связи с тем, что … этот персонаж был завезен на север в первые столетия нашей эры, подобно Меркурию, на ту сторону верхнего Рейна, а оттуда в южную и северную Германии, Нидерланды, южную Англию и Скандинавию (41).

Англосаксонские источники также приравнивают Водена к Меркурию; Эльфрик Эйншемский в своей проповеди De falsis diis («О лжебогах») в контексте с горными жертвоприношениями упоминает Меркурия, которого Ричард Норт на основе сопоставления с древненорвежской «Песнью об Атли» (Atlakviða) интерпретировал как одну из форм культа Одина (42). Нужно отметить, однако, что Эльфрик стремился отличать Водена от бога занимающихся разбоем язычников-викингов – Одина. В конце англосаксонского периода Эльфрик ссылается на Одона (Oðon), — скорее англизированного Одина (Oðinn), нежели английского Водена (43). Не исключено, что Эльфрик умолчал о сведениях, связывающих двух этих богов, пытаясь завуалировать тот факт, что его покровители Этельвеард (ум. 1000) и Этельмер (ум. 1017), а также король Этельред (978-1016) могли претендовать на происхождение от того же языческого бога, которому поклонялись их враги викинги (44). Также возможно, что это, как утверждает Мини, просто прямая ссылка исключительно на скандинавского, а не английского бога (45). Генеалогическая роль Водена, таким образом, оставалась незапятнанной связью с богом викингов. В любом случае, очевидно, что за время англосаксонского периода генеалогическое отношение к Водену значительно изменилось.

Ранняя англосаксонская семейная ячейка своими корнями уходит в comitatus в той же мере, что и в само племя. Структура иерархии и верховенства была унаследована у того же comitatus при переселении, однако адаптироваться должна была уже при поселении в Англии. Таким образом, Воден перешел из положения бога войны, которому поручалось приносить удачу в бою, в разряд основателя рода, который мог бы узаконить власть и возвысить определенную семью, «наделив ее божественной санкцией» (46). Для некоролевской знати статус stirps regia, достигаемый благодаря генеалогии, был также весьма желателен, поскольку был необходим в целях сохранения собственного богатства и власти, а для их семьи в один прекрасный день мог сулить более высокое социальное положение (47). Как только это положение достигалось, Воден становился порукой тому, что члены этой семьи оказывались способны к правлению, однако не мог защитить их от конкурирующих соперников, также претендовавших на подобное божественное происхождение. Stirps regia, как высочайший род призванный выполнять посредничество между богами и людьми, зависел от своих харизматических способностей, которые выделяли их из общей массы благодаря божественному происхождению (48).

Право вступления на трон менялось на протяжении столетий, пока, в конце концов, не было ограничено наследниками до третьего колена (49). Несмотря на это, в одиннадцатом веке, так же, как и в шестом, окончательное решение в вопросе правопреемства принималось с помощью меча (50). По мере того, как христианство становилось все более популярным, ценность родословия, вызывающего подозрения, становилась все более сомнительной, и, тем не менее, притязание на происхождение от Водена не исчезало. Мотивацией Беды для включения этой мрачной и демонической фигуры в свою Церковную Историю, возможно, послужила одна из политических потребностей. Если Уормалд прав, то Беда, подобно Алкуину, с большой неохотой мог пропустить такую постыдную языческую историю, возможно потому, что оба понимали ценность этого обычая в качестве средства сохранения относительно устойчивой системы монархии:

Ибо Алкуина, как и Беду, не смущало, что короли вели свой род от языческих богов (которых можно было так или иначе списать на обожествленных героев), пока это происхождение оставалось знатным. Даже умудренные опытом церковники искали политическую стабильность в древнем, изначально языческом, понятии потомственной королевской харизмы, и сокрушались по поводу ее исчезновения из Англии (51).

Вероятные параллели интеграции генеалогической роли Водена в христианскую англосаксонскую Англию можно встретить и на континенте. У германских народов в континентальной Европе принятие христианства не ослабило ни веры, ни интереса к происхождению от богов; Уоллес-Хэдрилл утверждал, что оно, возможно, даже усилило эти чувства. Восточногерманские народы приняли христианство в форме арианства, похоже, находящегося под влиянием язычества. Миссионеры воззвали к вождям, которые обратились за поддержкой к языческим богам и, возможно, воспользовались выгодой иерархической природы арианской святой троицы (52).

Не исключено, что подобный тип интеграции произошел среди англосаксонских племенных вождей при столкновении с католицизмом, после чего некоторые аспекты светских иерархических структур остались неизменными, поскольку процесс крещения осуществлялся снизу верх. Вследствие этого Воден остался на прежнем месте, но в менее могущественной форме, статус его генеалогической роли должно быть значительно уменьшился в результате эвгемеризации, хотя и нельзя быть полностью уверенным, что эта роль в языческий период вообще существовала. Подобное развитие событий должно было оставить его место вакантным, доступным для новоявленного божественного предка, в результате чего генеалогия была отодвинута назад, сначала до Фреалафа, затем до Геата, затем до Скеафа и, наконец, до Христа (53). Эти перечни не плод чистого антикваризма, они требовались для отражения истории и реальной власти в современной им структуре общества (54).

Могущество Водена как основателя рода сокращалось на протяжении всей христианской эры; продолжительность почитания Водена в Англии явилось результатом, прежде всего, традиций восьмого века, но к концу этого столетия, во времена Оффы, появилась необходимость добавить перед Воденом дополнительные имена – свидетельство того, что к этому времени он уже подвергся эвгемеризации (55). К этому времени Воден значил не больше, чем другие героические персонажи истории и легенд Севера, фигурирующие в генеалогиях, такие как Геат, Херемод, Скильд и Финн (56). Составители родословий при дворах соперничающих королевских домов конкурировали друг с другом, создавая самые незаурядные генеалогии, в результате чего, не только генеалогии Мерсии, но также и Дейры, Берники, Кента и Восточной Англии были расширены от Водена до Фреалафа, героя, имя которого указывает на возможное отношение к скандинавскому богу изобилия Фрейру (57). Это утверждение основано на том факте, что словоформы fráa и freyr – морфологически родственны, однако древнеанглийский fráa означает просто “лорд” и являлся широко распространенным словом, а потому, истинная идентичность Фреалафа точно не известна.

Разбирая англосаксонскую руническую поэму, Чейни относит префикс «Os-», означающий «(языческий) бог» или «божество», непосредственно к Водену (58). Это могло отождествлять всех правителей с префиксом «Os-» (включая 12 нортумбрийских) непосредственно с богом. Дэвис идет еще дальше и предполагает, что кентский прародитель Ойск и даже его отец Хенгест, оба в действительности могли представлять Водена в его специфической классификации в качестве os. Перечень кентских королей, возможно, был сводом многочисленных имен одного и того же родового бога войны; со временем они превратились в имена самостоятельных эвгемерических героев, сохраненных для нас Бедой (59).

Момент наивысшей власти Водена пришелся на языческий период, в то время, когда он еще почитался как бог. Один же появился много позже, вероятно тогда, когда Снорри возвел его на трон короля асов. Генеалогическая роль Водена, похоже, помогла сохранить в памяти англосаксов его имя точно так же, как это произошло в отношении многочисленных героических персонажей, включенных в родовые списки, однако его культурное значение исчерпало себя, поскольку господствующей идеологией сделалось христианство. И хотя изначально он не был прародителем, а, в итоге, оказался всего лишь эвгемерическим героем, первоначальная значимость и популярность культа этого языческого бога подтверждается его высоким положением в королевских перечнях, а также несметным количеством топонимов, имен королей и героев, которые произошли или были связаны с его именем.

 

 

Комментарии

(1) Charlotte Behr ‘The origins of kingship in early medieval Kent.’ in Early Medieval Europe, vol.9, (Blackwell Publishers Ltd: 2000), p.29.

(2) J. H. G. Grattan, (trans), Anglo-Saxon magic and medicine: illustrated specially from the semi-pagan textLacnunga”, (London: Oxford University Press, 1952) pp.153-5.

(2А) Перевод Анны Блейз.

(3) Richard North, Heathen gods in Old English Literature, (Cambridge: Cambridge University Press, 1997). p.87.

(4) Andy Orchard, ‘Havamal’ v.138 in the Elder Edda, (Penguin Classics: 2011) p. 35

(4А) Речи Высокого, 138. Перевод А. И. Корсуна. Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. — М.: Художественная литература, 1975. — (Библиотека всемирной литературы, т. 9).

(5) Orchard, ‘Grimnismal’ v.48 in the Elder Edda, p. 58.

(6) North, Heathen gods, p.125.

(7) Bede, Ecclesiastical History of the English People, Colgrave, Bertram, Mynors, R.A.B., (eds) (Oxford University Press: 1969), p.151.

(8) Eric John, ‘The Point of Woden’ in Anglo-Saxon Studies in Archaeology and History 5, (Oxford University Committee for archaeology: 1992), p. 130.

(9) Hermann Moisl, ‘Anglo-Saxon royal genealogies and Germanic oral tradition,’ in Journal of Medieval History 7, (3), (September 1981), p. 227.

(10) Michael Swanton, (trans and ed), The Anglo-Saxon Chronicle, (Phoenix press, 2000), p.16. Русское издание: АСХ – Англосаксонская хроника. Пер. с др.-англ. Метлицкой З.Ю. – СПб.: Евразия, 2010.

(11) Thomas. D Hill, ‘Woden and the pattern of nine: numerical symbolism in some old English royal genealogies’ In Old English Newsletter, vol 15, no.2, (1982), pp 41-2.

(12) North, Heathen gods, p.320.

(13) Behr, Origins of Kingship, p.45.

(14) Ibid., p.41.

(15) William Chaney, The Cult of Kingship in Anglo-Saxon England: The Transition from Paganism to Christianity, (Manchester University Press: 1970) pp.36-7.

(16) John, Point of Woden, p 130.

(17) Patrick Wormald, ‘The Age of Offa and Alcuin’ in The Anglo-Saxons, James Campbell [et al.], (Oxford, Phaidon: 1982), p.116.

(18) John Ronald Reuel Tolkien, Finn and Hengest : the fragment and the episode , Alan Bliss (ed), (London, Allen & Unwin: 1982), p.46.

(19) David. N. Dumville, ‘Kingship, Genealogies and Regnal Lists’ in Early medieval kingship, P.H. Sawyer and I.N. Wood. (eds), (The University of Leeds:1977), p.77.

(20) Wormald, Age of Offa and Alcuin, p.116.

(21) Moisl, AS royal genealogies, p. 227.

(22) Dumville, ‘Kingship, Genealogiesand regnal lists’, p.79.

(23) Dummler (trans) in, Age of Offa and Alcuin, Wormald, p.116.

(24) Wormald, Age of Offa and Alcuin, p.116.

(25) Patrick Wormald, “Bede, Beowulf, and the Conversion of the Anglo-Saxon Aristocracy,” in Bede and Anglo-Saxon England: Papers in Honour of the 1300th Anniversary of the Birth of Bede, Given at Cornell University in 1973 and 1974, British Archaeological Reports no. 46, Robert T. Farrell (ed), (London, 1978), pp.56-57.

(26) Ibid., pp.56-57.

(27) Dumville, ‘Kingship, Genealogies and regnal lists’, p.83.

(28) Moisl, AS royal genealogies, p. 228.

(29) Ibid., pp. 233-4.

(30) Chaney, The Cult of Kingship, p.15.

(31) Cornelius Tacitus, The Agricola and The Germania, H. Mattingly (trans) (Penguin: London, 1970), Ch. 7, p.107.

(32) Chaney, The Cult of Kingship, p.16.

(33) Ibid., p.21.

(34) Wormald, Bede, Beowulf, p.50.

(35) J.M. Wallace-Hadrill, Early Germanic Kingship in England and on the Continent, (Oxford: Clarendon Press, 1971), p. 8.

(36) Ibid., p.12-13.

(37) Snorri Sturluson, Heimskringla volume 1: The Beginnings to Olafr Tryggvason, Alison Finlay, Anthony Faulkes (trans) (Viking society for Northern Research, UCL: 2011), Ch. 10, pp.13-14.

(38) Wallace-Hadrill, Early Germanic Kingship, p.13.

(39) North, Heathen gods, p. 112.

(40) Wallace-Hadrill, Early Germanic Kingship, p.13.

(41) North, Heathen gods, p.305.

(42) Ibid., p81.

(43) W. W. Skeat, (ed), Ælfric’s Lives of Saints: Being a Set of Sermons on Saint’s Days Formerly Observed by the English Church, (Oxford: 1966) II, 265, line 715 (XXXI.xxiv).

(44) North, Heathen gods, pp. 81-2.

(45) A. L. Meaney, ‘Woden in England: a reconsideration of the evidence’ in Folklore, Vol. 77, No. 2 (Folklore Enterprises, Ltd: 1966), p. 109.

(46) John, Point of Woden, p. 133.

(47) Ibid., p. 133.

(48) Chaney, The Cult of Kingship, p.28.

(49) David. N. Dumville, ‘The ætheling: a study in Anglo-Saxon constitutional history’ in Anglo-Saxon England, 8, (Cambridge University Press: 1979) p.32.

(50) Dumville, The ætheling, p.33.

(51) Wormald, Age of Offa and Alcuin, p.116.

(52) Wallace-Hadrill, Early Germanic Kingship, p. 9.

(53) Craig. R. Davis, ‘Cultural assimilation in the Anglo-Saxon royal genealogies’ in Anglo-Saxon England, 21 (Cambridge University Press: 1992), p.36.

(54) Moisl, AS royal genealogies, p. 234.

(55) Meaney, ‘Woden in England’, p. 110.

(56) Tolkien, Finn and Hengest, p. 46.

(57) Davis, ‘Cultural assimilation in the AS royal genealogies’, p. 28-9.

(58) Chaney, The Cult of Kingship, p.23.

(59) Davis, ‘Cultural assimilation in the AS royal genealogies’, p. 27.


Библиография

Первоисточники

Aelfric, Abbot of Eynsham.: Homilies of Aelfric : Vol 2 , John C.Pope (ed) (London: Oxford University Press, 1968).

Bede, Ecclesiastical History of the English People, Colgrave, Bertram, Mynors, R.A.B., (eds) (Oxford University Press: 1969). Русское издание: Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов / Перевод с латинского, вступит. Статья, комментарии В.В. Эрлихмана. – СПб.: Алетейя, 2003.

Dumville, D. N., ‘The Anglian Collection of Royal Genealogies and Regnal Lists’ in Anglo-Saxon England 5(1976), p.23-50.

Ernulf, Bishop of Rochester, Textus Roffensis: Rochester Cathedral Library manuscript, A, 3.5, pt.2 (1962).

Grattan, J. H. G (trans) Anglo-Saxon magic and medicine: illustrated specially from the semi-pagan textLacnunga”, (London: Oxford University Press, 1952).

Heaney, Seamus (trans), Beowulf a verse translation, Daniel Donoghue (ed), (New York: Norton, 2000).

Orchard, Andy, The Elder Edda, (Penguin Classics: 2011). Русское издание: Старшая Эдда. – СПб.: НАУКА, 2005. Репр. изд. 1963.

Skeat, W. W., (ed), Ælfric’s Lives of Saints: Being a Set of Sermons on Saint’s Days Formerly Observed by the English Church, EETS o.s. 94 and 114 [2 vols.] (Oxford: 1890 and 1900, repr. [1 vol.] 1966)

Sturluson, Snorri, Heimskringla: volume 1 The Beginnings to Olafr Tryggvason, Alison Finlay, Anthony Faulkes (trans) (Viking society for Northern Research, UCL: 2011). Русское издание: Снорри Стурлусон. Круг Земной. — М.: Ладомир, 2002.

Swanton, Michael, (trans and ed), The Anglo-Saxon Chronicle, (phoenix press, 2000). Русское издание: Англосаксонская хроника. Пер. с др.-англ. Метлицкой З.Ю. – СПб.: Евразия, 2010.

Tacitus, Cornelius, The Agricola; and, The Germania, H. Mattingly (trans) (London: Penguin, 1970). Русское издание: Корнелий Тацит. Сочинения в двух томах. "Ладомир", М., 1993.

 

Дополнительная литература

Abram, Christopher, Myths of the Pagan North, (Continuum: London, 2011).

Behr, Charlotte. ‘The origins of kingship in early medieval Kent’ in Early Medieval Europe, vol.9, (Blackwell Publishers Ltd: 2000), pp 25–52.

Chaney, William, The Cult of Kingship in Anglo-Saxon England: The Transition from Paganism to Christianity, (Manchester University Press: 1970).

Davis, Craig. R., ‘Cultural Assimilation in the Anglo-Saxon Royal Genealogies’ in Anglo-Saxon England, 21 (Cambridge University Press: 1992), pp. 23-36.

Dumville, David. N., ‘The ?theling: a study in Anglo-Saxon constitutional history’ in Anglo-Saxon England, 8, (Cambridge University Press: 1979) pp 1-33.

Dumville, David. N., ‘Kingship, Genealogies and Regnal Lists’ in Early medieval kingship, P.H. Sawyer & I.N. Wood (eds), (Leeds: 1977).

Faulkes, Anthony, Six papers on The Prose Edda: Descent from the gods. 2nd ed, (Viking society for northern research: 2007), http://vsnrweb-publications.org.uk/.

Hill, Thomas. D., ‘Woden and the pattern of nine: numerical symbolism in some old English royal genealogies’ In Old English Newsletter, vol 15, no.2, (1982), pp 41-2.

John, Eric, ‘The Point of Woden’ in Anglo-Saxon Studies in Archaeology and History 5, (Oxford University Committee for archaeology: 1992) p.127.

Meaney, A L., ‘Woden in England: a reconsideration of the evidence’ in Folklore, Vol. 77, No. 2 (Folklore Enterprises, Ltd: 1966), pp. 105-115.

Moisl, Hermann, ‘Anglo-Saxon royal genealogies and Germanic oral tradition’ in Journal of Medieval History 7, (3), (September 1981), pp. 215-248.

North, R, Heathen gods in Old English literature, (Cambridge: Cambridge University Press, 1997).

Tolkien, John Ronald Reuel, Finn and Hengest: the fragment and the episode, Alan Bliss (ed), (London: Allen & Unwin, 1982).

Wallace-Hadrill, J.M., Early Germanic Kingship in England and on the Continent, (Oxford: Clarendon Press, 1971).

Wormald, Patrick, “Bede, Beowulf, and the Conversion of the Anglo-Saxon Aristocracy,” in Robert T. Farrell (ed), Bede and Anglo-Saxon England: Papers in Honour of the 1300th Anniversary of the Birth of Bede, Given at Cornell University in 1973 and 1974, British Archaeological Reports no. 46 (London; 1978), pp. 32-95.

Wormald, Patrick, ‘The Age of Offa and Alcuin’ in The Anglo-Saxons, Campbell, James [et al.] (Oxford: Phaidon, 1982), Ch. 5, pp. 105-28.