Новое на сайте

Фрэнк Стентон.   Англо-саксонская Англия

Глава I. Эпоха переселения

 

 

 

 

Сэр Фрэнк Стентон

 

 

 

 

МЕЖДУ окончанием римского правления в Британии и возникновением там первых английских королевств лежит продолжительный период, историю которого не представляется возможным описать. Персонажи, игравшие роли в этой безвестности, были либо забыты, либо оставили после себя одни имена, с которыми воображение последующих столетий обращалось по своему усмотрению. Ход событий если и мог быть вскользь обозначен, то уж, во всяком случае, никак детально не развернут теми разрозненными или косвенными упоминаниями о Британии, что делали писатели этого или следующего веков. Ибо впервые за пять столетий Британия потеряла связь с континентом. Современники в Галлии, которые могли бы что-то поведать о ее истории, были озабочены собственными проблемами. Британия была потеряна для Римской империи, и ее судьба мало интересовала людей, чья собственная цивилизация находилась под угрозой.

Первоначально их внимание периодически обращалось в сторону Британии из-за эксцентричных движений еретического воззрения внутри британской церкви. Дважды в течение пятого столетия вспышки британского пелагианства заставляли Германа, епископа Осерского, посещать Британию. Его Житие, написанное более младшим современником, показывает, что в 447 году, во время его второго посещения, бритты юга еще оставались независимыми от господ-варваров. Однако с отбытием Германа Британия определенно оказывается за пределами описываемой истории. Британские традиции, бытующие в шестом столетии, помещали приглашение «саксонских» авантюристов в Британию для защиты территории — первое в ряде событий, приведших к саксонскому завоеванию юга — в период между 446 и 454 годами. Археологические находки выявили, что постоянные английские поселения начали возникать в Британии в последней четверти пятого столетия, если не ранее. Однако археологическое свидетельство – неудовлетворительное основание для абсолютной хронологии, и даже если британским традициям можно доверять, они не указывают скорость, с которой события развивались между первым прибытием саксов и созданием ими постоянных королевств. Английские же традиции о завоевании, вокруг которых до сих пор ведутся прения, демонстрируют не более чем обрывки полузабытого предания, разделенные друг от друга даже не годами, а десятилетиями.

Эта история может расцениваться либо как эпилог к истории римской Британии, либо как вводная часть к истории саксонской Англии. В любом случае основой всякого детального исследования является трактат о бедствиях Британии, написанный немногим ранее 547 года британским монахом Гильдой. Он представляет собой труд увещевания и горького упрека, большая часть которого – мозаика из цитат священного писания, а историческая информация, приводимая в нем, довольно побочная в виду его истинной цели – призвать современных автору британских правителей к раскаянию. Однако трактат производит связное представление о возможной последовательности событий, которые начинаются с мольбы о помощи против безымянных варваров, посланной бриттами консулу Аэцию, командующему тогда римскими силами в Галлии. Аэций помощи не предоставил, однако бритты защитили себя сами, и варвары, то есть, очевидно, пикты и скотты, покинули провинцию. Это избавление сопровождалось гражданской войной, мором и рядом других варварских набегов, которые вынудили некоего британского «тирана» для защиты страны ввести в Британию отряд саксов. Гильда не приводит имя тирана, но традиции, относящиеся, по крайней мере, к седьмому столетию, называют его Вортигерн. Экипажи трех судов саксов прибыли на его приглашение и в скором времени воссоединились с еще более крупными силами. Они служили своим британским хозяевам в течение периода, который Гильда называет долгое время, но наконец, спор об их съестных припасах привел к мятежу, в ходе которого они опустошили весь остров вплоть до западного моря.

Города провинции лежали разрушенные, и жизнь на юге Британии стала совершенно невыносимой. Однако все было восстановлено, когда наемники вернулись в свою страну, и британские укрепления были реорганизованы под ведением человека римского племени по имени Амвросий Аврелиан, потомки которого во втором поколении все еще правили где-то в Британии, когда писал Гильда. Какое-то время борьба между бриттами и новыми вторгнувшимися силами шла на равных, но окончилась британской победой, одержанной в месте, под названием Mons Badonicus, ныне не идентифицированном. Фраза, которой Гильда пытается передать дату этого сражения, малопонятна, однако, определяет ее приблизительно 500 годом. По Гильде эта битва стала поворотным моментом в истории, поскольку предоставила бриттам передышку, которая во время, когда он писал свою книгу, длилась уже, по крайней мере, сорок лет.

Его рассказ подразумевает, что в это время в южной Британии существовало организованное общество. Он определенно противопоставляет текущее процветание прежним бедствиям, однако утверждает, что города Британии не заселены как раньше, и что страна была обеспокоена гражданскими войнами между соперничающими королями. Кроме Гильды нет никаких иных первоисточников, повествующих о британском благополучии, последовавшем за сражением у Mons Badonicus, к тому же Гильда игнорирует существование постоянных германских поселений, в отношении которых имеются археологические свидетельства во многих уголках восточной, центральной и южной Англии. Между тем его упоминания об опустошенных в провинциях городах и о королях, постоянно воюющих друг с другом, неоднократно подтверждены. Но в настоящее время не существует убедительных доказательств того, что упорядоченная жизнь какого-либо романо-британского города прерывалась бы в лихие годы пятого столетия. Как минимум два короля, упоминаемые Гильдой по имени, встречаются в родословиях древних валлийских королевских домов. Камень с надгробной надписью, стоявший на могиле одного из этих королей, сохранился до наших дней. Таким образом, есть все основания полагать, что когда Гильда писал, непрерывность городской жизни в Британии была давно прервана, а монархия была уже установленным институтом.

Примечательно, что Гильда игнорирует британского вождя, чья легендарная слава донесла борьбу между саксами и бриттами до современной европейской литературы. Гильда ничего не говорит об Артуре, чьи притязания на историческое существование опираются на работу девятого века валлийского книжника Ненния и на замечание древнего валлийского поэта о некоем воине, мол, хотя он и храбрый, но «не Артур». Молчание Гильды, возможно предполагает, что исторический Артур – фигура менее внушительная, нежели Артур легендарный. Между тем нельзя допускать его вывода за пределы исторической сферы, ибо Гильда в своем произведении вообще на удивление неохотно приводит личные имена. Подобный склад ума объясняет скудность информации, которую он приводит в отношении Британии своего времени. Цель работы вынудила его упомянуть по имени тех британских королей, чьи вопиющие грехи побуждали к обличению. Это также заставило его пространно рассуждать — и, возможно, преувеличить — о бедствиях жившего перед ним поколения британского народа. Однако король, грешивший умеренно, не представлял интереса для Гильды , а описание Британии в эпоху, не знавшей ни божьей кары, ни избавления, абсолютно не отвечало его замыслу. Он не занимался наставлением будущих поколений, и рассуждать на основании его недомолвок столь же рискованно, сколь и удобно.

В частности, было бы неблагоразумно рассматривать имена королей, вызвавших его осуждение, в качестве указателя величины территории, которая в его время оставалась еще британской. Самая длинная и значительная инвектива Гильды посвящена величайшему из современных ему государей, Маэлгуну Гвинеддскому, правителю Англси. Он также обращается с увещеванием к Константину из Думнонии, королевство которого память сохранила в названии Девон, к некоему Кунегласу, королевство которого не названо, и к Вортипоригу, тупому тирану деметов, населявших юго-запад Уэльса. Пятый король, обличаемый под именем Аврелия Канина, в иных источниках не встречается. Факт, что трое из этих пяти королей имели отношение к самому дальнему юго-западу Британии, не должен неверно восприниматься так, будто вся центральная часть страны была в то время покинута, т.е. занята англичанами. Без сомнения, существовали и другие британские короли, о которых Гильда не упоминает. Он ничего не пишет ни об одном короле Стратклайда, хотя вполне возможно, был родом из этого региона. Он игнорирует древнее королевство Поуис и не делает очевидной ссылки на предков королей Коинмайла, Кондидана и Фаринмайла, правивших в конце шестого века на востоке низовья Северна. Он был пророком, а не историком; он писал со страстью, и мир, к которому он обращался, был небольшим.

А еще этот мир находился в изоляции. Ни один франкский писатель ничего не добавляет к рассказу Гильды. Однако благодаря дипломатическим отношениям короля восточных франков Теудеберта с двором Юстиниана северо-западная Европа на мгновение попала в поле зрения византийских ученых. Вскоре после начала второй половины шестого века Прокопий Кесарийский, ярчайший участник знаменитой военной компании, вставил в качестве отступления в создаваемую им историю италийских войн Юстиниана с готами главу о Британии. Глава содержит краткое описание Британии и народов, ее населяющих, романтичный рассказ о войне между молодым зарейнским королем и дочерью короля Angiloi и повествование о некоторых чудесах, связанных с островом. По мнению многих ученых, и рассказ, и чудеса, содержащие мифическое описание переправы душ умерших из Галлии в Британию, дискредитируют высказывания Прокопия о племенах острова, живущих на нем. С другой стороны, эти чудеса приведены в качестве дополнения в конце главы, а рассказ, который формирует ее середину, выказывает знание германских обычаев, которое могло быть получено только от варвара-информатора, вводная же часть описания Британии изложена лишь отчасти, что говорит о том, что она предоставлена франкскими гостями Константинополя. Наиболее интересной ее частью является утверждение, что Британия была заселена тремя племенами, имеющими имена Angiloi, Frissones и бриттоны; каждым правил свой король. Они были так многолюдны, что каждый год высылали с острова большое количество мужчин и женщин с детьми на землю франков, которые расселяли их на малолюдных частях своей территории. Из-за этой миграции король франков начал предъявлять притязание на саму Британию и включил в недавнее посольство в Константинополь нескольких Angiloi, чтобы реальностью этого притязания произвести впечатление на императора. Очевидно, что этот отрывок – чрезвычайное упрощение очень сложной обстановки. Однако он почти на двести лет старше Historia Ecclesiastica Беды, и более трехсот лет ранее любой дошедшей до нас рукописи Англо-Саксонской Хроники. Он был написан человеком живого и пытливого ума, имевшего возможность познакомиться с теми, кому были известны факты, и его выводы, весьма важные, имеют право, по крайней мере, на то, что бы быть проверенными.

Отчасти он, несомненно, точен. Он содержит четкое упоминание о британской миграции, которая в тот момент превращала полуостров Арморика в Бретань. Не вызывает также сомнения и то, что Angiloi Прокопия – это народ, известный в своей среде как Engle, а латинским авторам как Angli. Не сохранилось более ранней ссылки на их поселение в Британии, однако археологические находки и топонимы говорят, что в тот момент оно шло уже полным ходом. Фризы, очевидно, представленные Прокопием как Frissones, по общему мнению, не принимали серьезного участия в германских набегах на Британию. С другой стороны, лингвистический анализ установил фундаментальную связь между английским и фризским языками, которая является самым ранним проверенным факт английской истории. Фризский язык разделяет с английским все наиболее важные фонетические изменения, которые, с одной стороны, отличают английский язык от немецкого, а с другой – от скандинавских языков. Английский и фризский языки – фактически параллельные ветви общей лингвистической семьи, и нет никаких сомнений, что различия между более поздними формами этих языков возникли после периода английской миграции в Британию. Ввиду этой связи становится весьма вероятно, что Frissones Прокопия были фризскими мигрантами с прибрежных земель к западу от нижней Эльбы, потомки которых, объединенные с другими племенами, появляются в позднейших описаниях английских народов под более широким и неопределенным названием саксы.

Между тем главный интерес этого эпизода заключается в заявлении, что не только бритты, но и Angiloi и Frissones в большом количестве переправлялись по морю из Британии на континент. Если это хоть сколько-нибудь близко к истине, то значит, английское вторжение на юге на несколько, а возможно на много лет было остановлено перед началом второй половины шестого века. Ни один германский народ никогда не выходил в море без какой-либо веской причины, и обратная миграция английских племен на континент в данный момент могла бы означать, что захватчики оставили свои первоначальные поселения и отказались от попытки добыть новые. То, что такая ситуация была возможна, следует из рассказа Гильды. Какова бы ни была граница после битвы у Mons Badonicus, она не могла быть существенно расширена в ущерб бриттам во время последовавшего за ней долгого мира. С исторической точки зрения утверждение Прокопия весьма важно, поскольку, в случае если ему можно доверять, показывает, что после войны захватчики были ограничены в территории, что лишило их надлежащей возможности обеспечить рост населения путем создания в глубине острова новых колоний. По сути, оно предостерегает от предположения, что война сделала англичан хозяевами центральной, а также восточной и юго-восточной Британии.

Будь это единичное утверждение, его бы с легкостью можно было проигнорировать как логическое обоснование дорожных баек, случайно дошедших до автора, живущего на другом конце Европы. Однако в ведении истории оказалась некая независимая германская традиция об имевшей место в первой половине шестого века миграции англов из Британии на континент. Старейшая версия этой традиции, записанная монахом из Фульды незадолго до 865 года, уже тогда расценивалась как древнее предание. Она утверждала, что предки континентальных саксов произошли от Angli Британии. Будучи вынуждены искать новую землю для поселения, они направились через океан в Германию и высадились в Хадулохе — современный Куксхафен — в то время, когда король франков Теодорих находился в состоянии войны с тюрингами. Когда тот узнал, что иммигранты хотели поселиться в Германии, Теодорих пригласил их присоединяться к нему, и после тюрингской войны отдал им земли к северу от реки Унструт, на завоеванной им территории. Невозможно принять эту легенду в качестве всеобъемлющего объяснения происхождения континентальных саксов. Различия между их языком и англо-фризским диалектом, от которого происходит английский язык, восходят к временам, далеким от тюрингских войн Теодориха. С другой стороны, существует свидетельство, указывающее, что на языке, близком к древнеанглийскому, когда-то говорили в районах, отведенных по легенде переселившимся «саксам», а название кантона Энгилин (Engilin) между реками Унструт и Заале указывает на наличие древнего поселения англов в этой местности. Еще более примечательно любопытное совпадение между этой легендой, имеющей все проявления истинной народной традиции и рассказом Прокопия о переселении из Британии на континент. В каждом случае мотивом для миграции была необходимость поиска новых областей проживания. Заселение Теодорихом покоренных земель «саксами» по ту сторону реки Унструт читается как иллюстрация к утверждению Прокопия, что франки рассаживали иммигрантов на более пустынных частях своей территории. Существует также взаимное согласие между Прокопием и монахом из Фульды относительно периода времени, в котором имели место эти переселения. Теудеберт, король франков, чьим отношениям с Юстинианом Прокопий был обязан всем, что он знал о событиях в Британии, правил с 534 по 548 годы. Он, как известно, хвастался Юстиниану, перечисляя народы, находившиеся под его властью, и был, несомненно, тем франкским королем, который, согласно Прокопию, использовал то переселение из Британии на франкскую территорию как доказательство своего господства над островом. Тюрингскую войну Теодориха можно точно датировать 531 годом, спустя приблизительно тридцать лет после того, как варварское вторжение в Британию было остановлено сражением у Mons Badonicus.

Такие совпадения вызывают, по меньшей мере, устойчивое предположение, что некая миграция, подобная той, о которой писал Прокопий, и в самом деле имела место. В сущности, это отнюдь не является невероятным. Дипломатические контакты, существовавшие, как известно, между франкским и византийским дворами, дают простое объяснение пути, по которому весть о ней могла добраться до Прокопия. Его рассказ о миграции согласуется с положением Британии, описанным его современником Гильдой, и подкрепляется древней и независимой традицией, сохранившейся в Фульде. Ничто не отрицает подтвержденного в Фульде утверждения современника кроме череды противоречащих местных традиций. А английские традиции завоевания южной Британии, даже запутанные, подразумевают последовательность событий, в которых переселения, зафиксированные Прокопием, становятся на свое место.

Очень жаль, что величайший из англосаксонских историков, писавший в то время, когда эти традиции были еще живы, считал, что они не относятся к теме его труда. Беда находился в контакте с людьми, которые могли бы многое сообщить ему о возникновении английских королевств. Его ученик Эгберт, архиепископ Йоркский, был членом нортумбрийской королевской семьи. Кеолвульф, король нортумбрийцев, которому Беда направил черновик Historia Ecclesiastica для просмотра, чрезвычайно интересовался делами и высказываниями прославленных англичан прошлого. Принимая во внимание отношения Беды с нортумбрийским двором, весьма рискованно отклонять что-либо, что он преподносит как констатацию исторического факта. Между тем он обладал неприязнью ученого ко всему неопределенному, и традиции событий, неподдающиеся датировке или детализации, выходили за пределы его понимания истории. К рассказу Гильды о прибытии «саксов» он присовокупил утверждения, что их предводителями, как говорили, были Хенгест и Хорса, сыновья Вихтгильса, сына Витты, сына Векты, сына Водена, что Хорса был убит в битве с бриттами, и что монумент ему до сих пор можно увидеть в восточной части Кента. Он присвоил имя Вортигерн британскому королю, пригласившему их в Британию, и поместил их прибытие во времена правления императоров Маркиана и Валентиниана III, которое, как он считал, продолжалось с 449 года по 456 год. Позже в своей книге, прослеживая генеалогию Этельберхта, первого английского короля, ставшего христианином, он обращает внимание, что короли Кента в его время были известны как «Ойскинги», поскольку Оэрик, сын Хенгеста, от которого они вели свой род, носил прозвание Ойск. Большая часть этой информации, вероятно, пришла к Беде из Кента от ученых коллег, и нет никаких причин сомневаться в ее точности. Но в своей лаконичности она представляет точку зрения, в свете которой традиционные истории могут превратиться для историка в проблему, если их приводят в связи с королевскими генеалогиями или в рамках нецерковной хронологии.

Главный вклад Беды в историю англосаксонских вторжений заключается в изложении своего мнения о существовании связи между определенными группами захватчиков и различными английскими народами его времени.

Они произошли от трех могущественнейших германских племен, то есть Saxones, Angli и Iutae. От племени Iutae вышли Cantuarii и Uictuarii, то есть, народ, владеющий островом Уайт, и народ в стране западных саксов, который до сих пор называют Iutarum natio, обитающий напротив острова Уайт. От Saxones, то есть из страны, ныне называемой землей старых саксов, вышли восточные саксы, южные саксы и западные саксы. От Angli, то есть из страны называемой Ангулус, которая, как говорят, с того времени лежит покинутая между странами Iutae и Saxones, вышли восточные англы, срединные англы, весь нортумбрийский народ, то есть, люди, живущие к северу от реки Хумбер, а также другие народы Angli.

Последние работы в соответствующих исследованиях дают основание предположить, что этот знаменитый анализ чрезмерно нарочито подчеркивает различие между племенами, из которых состоял английский народ. Рискованно, к примеру, предполагать, что особенности, отличающие один древнеанглийский диалект от другого, восходят к периоду миграции. Изучение английских топонимов пока что не установило каких-либо принципиальных различий в терминологии мест проживаний среди англов, саксов и ютов. В качестве доказательства континентального происхождения английского народа можно принять различия между языческими культурами англов и саксов в Англии, которые хотя и существуют в действительности, однако выражены менее значительно, нежели сходства. Кент в языческий период отличался от других регионов Англии более развитой культурой, тесно связанной с культурой франкских прирейнских земель, однако вопрос, расценивать ли эту культуру как изначально принесенную с собой первыми английскими поселенцами Кента или как результат позднейшего взаимодействия между этой областью и континентом, кажется, остается открытым и поныне. Что касается общественного устройства и сельскохозяйственной практики, то не существует никакой, по крайней мере, заметной разницы между англской и саксонской Англией, хотя ютский Кент, опять же, отличается обычаями, которые, как и его материальная культура, указывают на ранние связи между его жителями и населением рейнского бассейна. Особенности кентской культуры и обычаев, несомненно, предполагают, что ютские поселенцы этой области прошли через события, в которых другие захватчики не участвовали. Однако они не перевешивают лингвистических доказательств того, что все люди, поселения которых сформировали первые английские королевства, принадлежали к единой группе близкородственных германских племен.

Это не означает, что произведенный Бедой анализ английского народа не должен приниматься во внимание. Он удовлетворил короля нортумбрийцев в эпоху, когда короли были приучены слушать героическую поэзию, охватывающую все народы германского мира. Это была работа предусмотрительного ученого, знавшего высокопоставленных персон и поддерживающего связи с коллегами из разных уголков Англии. Ее точность в отношении малоизвестного племени ютов, не передавших свое имя ни одному английскому королевству, доказывает тщательность, с которой она была написана. Но это не просто усердная реконструкция. Титулы королей и епископов, зафиксированные до написания Бедой своей истории, показывают, что многочисленные английские народы в действительности осознавали себя англами или саксами. Не в результате какой-то заранее продуманной теории два соседних народа стали называться соответственно восточными саксами и восточными англами. Такие названия, на случай исчезновения, несли конкретную память о происхождении. Представляя gens Anglorum как неоднородный народ, состоящий из трех отдельных германских племен, Беда отразил единое мнение своего времени, и, судя по жизнестойкости традиции, маловероятно, что это мнение было коренным образом ошибочным.

Ранняя история этих народов окутана мраком, застилавшим в эпоху переселения народов всю Германию. Лучший материал по этой истории – Германия Тацита, География Птолемея, Естественная История Плиния, создан в I - II веках н. э. В течение последующих двухсот лет народы Германии были вовлечены в переселение, разбросавшее их по отдаленным местам пребывания, а образовавшиеся новые конфедерации вызвали принятие новых племенных имен. Фрагменты их истории можно извлечь из событий, дошедших в сообщениях римских писателей. Другие фрагменты, подчас причудливо завуалированные, сохранились в поэтических произведениях, перенесенных на бумагу в эпоху, когда люди стали повсеместно использовать письменность. Генеалогию традиция могла сохранять на протяжении многих поколений. Однако из таких материалов информацию возможно восстановить лишь частично, потому-то в ранней истории англов, саксов и ютов существуют периоды первостепенной важности, не подлежащие воссозданию.

Из этих народов наиболее известны саксы. Тацит их не упоминает, однако Птолемей, вероятно, используя утерянный источник конца первого века, размещает на перешейке Кимбрийского полуострова в нынешнем Гольштейне. Они появились в проливах, отделяющих Британию от континента, в конце века, и спустя двести лет римские писатели рассматривали их как типичных германских разбойников. Вероятно, под саксами в латинской литературе в действительности подразумевались родственные народы на всей территории между первоначальными саксонскими поселениями в Гольштейне и Везером или Эмсом. По всей этой местности от Шлезвига до современной Голландии предметы, найденные в языческих погребениях, особенно керамика, показывают преобладание одной и той же общей культуры. Это была истинно варварская культура, нетронутая римским влиянием, которое уже сказывалось даже на жизни восточных франков. Для римского мира пятого века саксы были наиболее отдаленными варварами.

Современнику начала этого века, возможно, казалось, что, если когда-нибудь саксы и обретут постоянные поселения в пределах империи, то, скорее всего, это случится в Галлии, а не в Британии. Галлия была более богатой провинцией, а ее береговая оборона, как представляется, менее грозной, чем оборона Litus Saxonicum per Britanniam. Даже после середины этого столетия, когда императорской защите Британии уже давно пришел конец, саксы все еще пытались утвердиться к югу от Канала, и, более того, были близки к захвату, по крайней мере, северной трети Галлии. В 463 году, ведомые королем Одоакром (Eadwacer), они овладели Анжером, но были вытеснены Хильдериком, королем франков, действующим в качестве союзника империи. В правление Кловиса, вследствие расширения всеми возможными способами могущества франков вдоль южного побережья Канала, этот поток саксонских захватчиков был перенаправлен из Галлии в Британию. После поражения Сиагрия в 486 году франки окончательно сделались хозяевами северной Галлии, где исключили любую возможность поселения других германских народов. Ход событий в Галлии, таким образом, предоставляет все основания, независимо от британской или английской традиции, полагать, что начало саксонского поселения в Британии относится к последним десятилетиям пятого века. Это континентальное свидетельство имеет большое значение, поскольку это именно те десятилетия, в которые Гильда косвенно помещает военные действия, предшествовавшие битве при Mons Badonicus. Еще более примечательно, что, когда составители Англо-Саксонской Хроники приступили к записи традиций английского поселения, они поместили основание Суссекса и Уэссекса, двух саксонских королевств, по отдельности ими рассмотренных, именно в этот период. Было бы неправдоподобно предполагать, что это тройное совпадение всего лишь простая случайность. Это совпадение, видимо, мало чем может помочь в определении точной датировки древнейших саксонских королевств в Британии, но оно, безусловно, предполагает, что подлинная память о периоде, в котором они возникли, сохранилась с исторических времен.

В отличие от саксов и ютов англы явно упомянуты Тацитом. В его времена они составляли часть крупного племенного союза, носящего общее название Suevi. Англы вместе с шестью другими малыми народами поклонялись богине Нерте – матери-земле – чье святилище находилось на острове среди океана. Поскольку Тацит, как известно, применяет название Mare Suebicum к Балтийскому морю, его Океан должен, по всей вероятности, быть отождествлен с Северным морем. В любом случае его язык предполагает, что Angli были морским народом. С другой стороны, Птолемей, единственный из других античных писателей, упоминавший Angli, описывает их как обособленное племя, располагавшееся к западу от средней Эльбы. Согласно Птолемею, ряд ученых размещал Angli на севере центральной Германии. Однако пассаж, в котором он ссылается на Angli, сам по себе туманен и находится в противоречии, как с географической правдоподобностью, так и английской традицией. Старейший фрагмент этой традиции из поэмы Видсид повествует, что Оффа, король Онгеля (Angel), провел между своим народом и мюрьингами (Myrgingas) рубеж у Фифельдора (bi Fifeldort), который англы (Engle) и свевы (Swaefe) впредь удерживали. Существует серьезное основание полагать, что упомянутый в поэме Fifeldor – альтернативное поэтическое название реки Эйдер. Но самое веское свидетельство северного происхождения англов содержится в рассказе о путешествии из Осло-фьорда в Шлезвиг, который король Альфред разместил в начале своего перевода истории Орозия. После описания рассказчика о том, что в течение двух последних дней путешествия по правому борту лежала Ютландия и многочисленные острова, Альфред вставляет замечание, что на этих островах, до своего прибытия сюда, в эту страну, жили англы. По подобным вопросам Альфред, прекрасно знавший английские традиции, является источником первостепенного значения. Даже если бы это свидетельство оказалось единственным, королевское слово говорило бы о высокой вероятности того, что до миграции в Британию англы проживали в Ютландии и на соседних с ней островах.

Между тем существуют и другие свидетельства, указывающие в том же направлении. По данным археологических раскопок англских захоронений на британской земле можно говорить о том, что англы были самым северным из трех народов, различаемых Бедой в Англии. Практика кремации, от которой в пятом веке отказались германцы, живущие близ римской границы, широко применялась среди захватчиков-англов в Британии. В саксонской Англии она стала выходить из употребления уже во времена самых ранних из известных погребений, а вот среди захоронений ютского Кента следов практически не оставила. Крестообразные броши, часто встречающиеся среди захоронений англов, но редкие на землях саксов, а именно англские нарукавные застежки, являются прямыми наследниками северных прототипов. Если принять во внимание весь спектр археологических свидетельств, их общая тенденция представляется очевидной и согласуется с традицией, донесенной до нас Бедой и королем Альфредом.

Народ, выступающий в латыни Беды под именем Iutae, был наименее известным среди германских народов. Он проигнорирован большинством континентальных писателей, и хотя упомянут в двух древнеанглийских поэмах, их содержание проливает весьма скудный свет на отношения этого народа с другими племенами, или на местоположение земель, которые он населял. В письме императору Юстиниану король франков Теудеберт среди народов, по его словам, ему подвластных, указывал племя, которое он называл Saxones Eacii, а поколением позже франкский поэт разместил неких Euthiones между данами и саксами в списке племен, на себе почувствовавших могущество франкского короля Хильперика. Каждый из этих источников указывает на тесную связь между ютами и саксами, проявившуюся вновь в более поздней истории Уэссекса, но не говорит ничего определенного о ее природе. Существующие в древнеанглийской поэзии упоминания о континентальных ютах лишь добавляют к этому туманному обстоятельству бессвязные факты о Херемоде, древнем короле данов, некогда жившим среди них в изгнании, о Финне, самом известном из ранних фризских королей, принявшим большой их отряд на свою службу, и о короле по имени Гефвульф, когда-то правившим этим народом. До нас не дошли какие-либо независимые ютские предания, а современное мнение относительно области, из которой юты мигрировали в Британию, варьируется между Ютландией и землями, расположенными к востоку от нижнего Рейна.

В своем описании происхождения народа англов Беда утверждает, что Angulus, древняя родина Angli, лежит между странами саксов и ютов. Поскольку английские традиции предполагают, что Angulus Беды означал район, ныне известный как Ангельн в Шлезвиге, думается, что он рассматривал ютов в качестве северных соседей англов. Множество ученых, после Беды, выводили название Ютландия из Iutae, – происхождение, подразумевающее, что скандинавские народы, населявшие эту область с начала шестого века, переняли имя ее бывших жителей. Хотя и трудно, но вполне возможно установить связь между древнеанглийским словом юты и скандинавским Jótar, из которого и возникло название Ютландия; однако еще труднее представить себе такое развитие событий, при котором название народа, покинувшего свою территорию, могло бы быть перенято вытеснившим его племенем. Свидетельства, указывающие на раннюю связь между ютами Кента и франками долины Рейна, значительно понижают доверие к тому, что юты прибыли в Англию из Ютландии. Каково бы ни было значение этого свидетельства с археологической точки зрения, социальное устройство Кента, как выясняется из самых ранних кентских законов, имеет определенно франкский характер, расходящийся по основным вопросам с обычаями, как саксов, так и англов. Сходства между системами землепользования Кента и долины Рейна предоставляют еще одну путеводную нить, указывающую в том же направлении. Поскольку все это вызывает недоумение, кажется наиболее вероятным, что Беда ошибался в местоположении, которое определил ютам перед их миграцией, и что она проистекала не с западных фьордов Ютландии, а с устья Рейна, откуда они совершали набеги на Англию.

В отсутствие каких-либо уведомлений от Беды позднейшие писатели, желавшие проследить раннюю историю английских королевств, были вынуждены заново обратиться к разрозненным традициям, сохранившимся в поэзии, королевских родословиях и случайных заметках, записанных духовными лицами в более поздний период. Подборка таких традиций, придающих исключительную важность этой работе девятого века, известна как Англо-Саксонская Хроника. В своем нынешнем виде эта работа, состоящая из последовательности погодных статей написанных на английском языке, предназначалась для предоставления западно-саксонскому читателю эпохи короля Альфреда краткого исторического обзора. Она начинается с вторжения в Британию Юлия Цезаря, затем дает краткий очерк всемирной истории вплоть до вступления в 449 году на престол Маркиана и Валентиниана III, а далее превращается в оригинальный источник, содержащий длинный ряд записей, в которых ее составитель указал то, что знал об английском завоевании Кента, Суссекса и Уэссекса. Столь поздняя работа имела бы малую ценность для истории V - VI веков, если бы случайное сохранение архаичного падежного окончания, т.е. доальфредовой формы имени собственного не показали, что она включает в себя древнейший исторический материал. В основе работы лежал ряд западно-саксонских погодных статей, вероятно написанных на латинском языке, который велся до середины VIII века. Любопытен тот факт, что погодные записи, касающиеся английского завоевания, как правило, разбиты на определенные промежутки в четыре или восемь лет. Это наводит на мысль, что получены они были из заметок, ретроспективно вставленных в хронологические таблицы, которые составлялись для вычисления дня Пасхи, поскольку в таких таблицах поле страницы было поделено на отдельные графы с периодически повторяющимися метками високосного года. Влияние пасхальных таблиц весьма заметно в старейших франкских анналах, служивших образцом для подражания у английских аналогов, и весьма вероятно, что английские предания о Хенгесте и Кердике первоначально были записаны в рамках этой несуразной системы отсчета.

Авторитет Беды служит причиной утверждения, что Хенгест и Хорса, приглашенные Вортигерном, прибыли в Британию при императорах Маркиане и Валентиниане. Их дальнейшая история представляет собой что-то вроде не увековеченной на бумаге традиции, а имеющиеся признаки говорят о том, что, по крайней мере, отчасти, она передавалась из уст в уста в форме аллитерационных стихов. Они, как говорят, прибыли в 449 году – датировка исходит от Беды – на побережье, называемое Ypwines fleot, и шесть лет спустя сражались с Вортигерном в месте под названием Agæles threp. Хорса в этом сражении был убит, а Хенгест и «Эск», его сын, после этого «взяли власть в королевстве». В 457 году Хенгест и Эск сражались с бриттами в месте под названием брод Крекга (Crecgan ford) и убили четыре тысячи воинов. Бритты тогда оставили Кент и в великом страхе бежали в Лондон. В 465 году Хенгест и Эск, сражаясь с бриттами у ручья Виппеда (Wippedes fleot), убили двенадцать знатных бриттов, и потеряли в битве одного из своих «тэнов» по имени Виппед. В 473 году они снова сражались с бриттами в месте, название которого не сохранилось, захватив неисчислимую добычу, и заставив бриттов бежать от них как от огня. О Хенгесте в Хронике более ничего не сказано, но под годом 488 утверждается, что Эск стал королем и оставался королем людей Кента в течение двадцати четырех лет.

Даты, следующие после отправного 449 года и определяющие эти события, едва ли представляют что-то более заслуживающее доверие, чем предположения хрониста, писавшего спустя приблизительно триста лет после войн Вортигерна с Хенгестом. Также в этих погодных статьях присутствуют следы более позднего почерка, заменившего имя сына Хенгеста с архаичного Ойск на понятное Эск. Однако нет причин сомневаться в том, что они представляют подлинную традицию военных действий, в результате которых Кент стал английским. То, что они значительно старше девятого столетия, показывает чрезвычайная трудность идентификации встречающихся в них топонимов. Ипвинесфлеот (Ypwines fleot) может означать только Эббсфлит, и возможно, что Эгелестреп (Agæles threp) означает Эйлесфорд (Aylesford), хотя невозможно проследить какую-либо нормальную связь между древней и современной формами первой части названия, вторая же часть идентификации держится на предположении, что знакомым словом брод (ford) заменили непонятное перед десятым столетием слово threp. Другие топонимы в этой последовательности записей представляют еще большую трудность. Общепринятая идентификация Крекганфорда (Crecgan ford) с Крейфордом зависит от ничтожной вероятности, что все существующие рукописи Хроники восходят к оригиналу, в котором это название было искажено, а Виппедесфлеот (Wippedes fleot) скорее похоже на имя, созданное, для обозначения ручья, где был убит тэн Виппед, чем на широко используемое имя. Эти названия, должно быть, были приняты первым западно-саксонским анналистом в качестве неотъемлемой части древней традиции, и великая ему честь, что он не преобразовал их в формы, более привычные для него или его читателей.

Тем не менее, вполне возможно, что слава Хенгеста как первого завоевателя Британии исказила память последующих событий. Сначала, пока предание о Хенгесте оставалось в памяти свежим, его слава уравновешивала по значимости тот факт, что последующие короли Кента возводили имя своей семьи к Ойску, а не Хенгесту. Применение имени Ойскингов к кентскому королевскому дому вызывает твердое предположение, что именно Ойск, а не Хенгист основал королевство Кент. Исторического Хенгеста лучше всего рассматривать как главу очень знатного рода, который прибыл из-за моря со своей дружиной в Британию, поступил на службу британскому королю, поднял мятеж и провел несколько сражений, открывших людям его племени в следующем поколении путь к захвату Кента. Он скорее принадлежит истории Британии, чем Англии.

В Хронике рассказ о Хенгесте сочленяется с началом истории западных саксов тремя погодными статьями, посвященными завоеванию Суссекса. Они начинаются с изложения того, что в 477 году Элле и его сыновья Кюмен, Вленкинг и Кисса высадились с экипажами трех кораблей на берег в месте под названием Кюменесора (Cymenes ora), где убили множество бриттов, а других загнали в лес под названием Андредеслеаг (Andredes leag). Сражение между Элле и бриттами у неизвестного ручья под названием Меаркредесбурна (Mearcredes burna) датировано 485 годом, а запись под годом 491 рассказывает , что Эллe и Кисса осадили крепость Андредескестер (Andredes cester) и убили всех, кто был в ней, так, что ни один бритт не спасся. Три из этих топонимов могут быть идентифицированы. Берег Кюмена (Cymenes ora) ныне покрыт морем, однако позднейшие ссылки на него показывают, что лежал он непосредственно к югу от того места, где сегодня находится Селси Билл. Андредескестер – это римская крепость Андерида, прилегающая к Певенси, а «лес под названием Андредеслеаг» означает Сассекскую Пустошь. Хотя каждая из этих погодных статей представляет отдельную часть традиции, в целом их последовательность предполагает, что английское завоевание Суссекса медленно продвигалось с запада на восток, преодолевая устойчивое сопротивление бриттов. Резня, последовавшая за штурмом Андериды, не означала повсеместного истребления населения, однако чрезвычайная редкость бриттских топонимов в Сассексе указывает на английскую колонизацию в масштабах, которые могли не оставить бриттам места для дальнейшего продолжительного существования.

Общий характер английских топонимов в графстве приводит к такому же выводу. Никакая другая группа местных названий не отражает примитивную речь английских крестьян столь понятно. Эти архаичные слова встречаются повсюду, и их появление в Пустоши показывает, что какие-то зачаточные формы английской жизни возникли там в течение нескольких этапов вторжения. Между Саут- Даунсом и морем, вдоль рек, пронизывающих Даунс, а также в холмистой местности к востоку от Певенси, древние поселения подтверждаются многочисленными названиями, которые первоначально обозначили не деревни или природные объекты, а группы населения. Названия подобного типа, например Beeding, Mailing и Patching, были знакомы народу англов еще до их миграции в Британию, и везде в Англии, где они встречаются в больших количествах, указывают на поселение, основанное в начале шестого века. Общины, представленные этими названиями, различались по количеству жителей, начиная с обитателей одинокой фермы и заканчивая населением того, что англосаксонские авторы описывают как regio, т.е. область. Народ, название которого продолжает существовать в названии Гастингс, в течение многих веков оставался обособленным племенем. За пятьдесят лет до нормандского завоевания гэстинги (Haestingas) и южные саксы все еще рассматривались как два отдельных народа. Как топонимы, так и системы землепользования рейпа Гастингс имеют особенности, которые позволяют предположить, хотя и не доказывают, что этот район колонизировался из Кента. Не может быть простой случайностью, что традиции, сохраненные в Хронике, относятся исключительно к местности, находящейся западнее Андериды.

Эти традиции, в отличие от большинства им подобных, недооценивают значимость их центральной фигуры. Элле, кого они представляют военачальником не более чем местного значения, описан Бедой в качестве первого из семи королей, признанными верховными властителями всех английских народов к югу от Хумбера. В таком вопросе авторитет Беды является определяющим, и независимо от того, какова была истинная значимость верховенства Элле, не может быть никаких сомнений, что какое-то время он был главой всего английского движения против южных бриттов. Если даты, определенные ему в Хронике, хоть на сколько-нибудь точны, он более чем на полвека оторван от Кеавлина, короля Уэссекса, своего преемника в перечне верховных властителей Беды. Невозможно проверить датировки, указанные в Хронике. Однако традиция, поместившая Элле в последнюю четверть пятого века, соответствует описанию Британии Гильдой в период, предшествующий сражению у Mons Badonicus, а длительный интервал между его верховенством и верховенством Кеавлина усиливает впечатление, произведенное Прокопием, что английское наступление против бриттов после того сражения было приостановлено, по крайней мере, на период жизни одного поколения.

В правление короля Альфреда, когда Хроника приняла свою нынешнюю форму, информация о происхождении королевства западных саксов могла быть получена из трех отдельных источников. Самым древним из них была генеалогия, прослеживающая происхождение королей Уэссекса до Водена, а в одной версии – далее Водена – до персонажа первобытной германской мифологии по имени Скеаф. Позиции между Воденом и историческими королями Уэссекса принимают вид стиха, составленного по соизволению некоего западно-саксонского короля времен язычества в соответствии со строгими правилами аллитерации. Менее древний, чем генеалогия, но более ранний, чем правление Альфреда, перечень королей Уэссекса в предисловии снабжен важным утверждением о том, что Кердик и его сын Кюнрик высадились в 494 году в месте, называемом Кердикесора (Cerdices ora), и завоевали королевство Уэссекс спустя приблизительно шесть лет после своего прибытия. Наконец, существовал корпус традиций о прибытии различных групп захватчиков, их войн с бриттами и гибели влиятельных лидеров. Альфредова Хроника – сама по себе старейший источник этих традиций, однако древнеанглийские фразы, указывающие на латинский оригинал, стремление расположить события с интервалом в четыре года и редкий лингвистический архаизм, предполагают, что они явились частью анналов восьмого века, которые Альфредов хронист использовал в качестве основы своей работы. Нет никакого существенного отличия между разными текстами Хроники в той части анналов, которая касается завоевания Уэссекса. Правда, в конце десятого века западно-саксонский элдормен по имени Этельвеард, переводя анналы с английского языка на латынь, вставил в статью за 500 год любопытную фразу «Cerdic et Cinric occidentalem circumierunt partem Brittanniae quae nunc Uuest Sexe nuncupatur». Этими нескладными словами он пытался сказать, что Кердик и Кюнрик завоевали Уэссекс в 500 году. Вполне возможно, что он вывел это утверждение из пролога к раннему западно-саксонскому перечню королей. Однако в свой перевод он не вводит никаких иных дополнительных анналов, и гораздо вероятнее, что погодная статья, рассказывающая об этом, располагалась под 500 годом в древнейшей версии Хроники, которой он, как известно, обладал.

Погодные статьи, касающиеся завоевания Уэссекса, могут быть переведены следующим образом:

 

 

495Два вождя, Кердик и Кюнрик, прибыли в Британию на пяти кораблях в место, называемое берег Кердика (Cerdices ora) и в этот же день сражались с бриттами.
501Порт и два его сына, Беда и Мэгла, прибыли в Британию на двух кораблях в место, называемое устье Порта (Portes mutha), и убили некоего молодого британца, очень знатного воина.
508Кердик и Кюнрик убили короля бриттов по имени Натанлеод, и пять тысяч воинов с ним. После этого та земля до брода Кердика (Cerdices ford) называлась лугом Натана (Natan leaga).
514Западные саксы Стуф и Вихтгар прибыли в Британию на трех кораблях в место называемое берег Кердика (Cerdices ora), и сражались с бриттами, и отправили их в бегство.
519Кердик и Кюнрик получили королевскую власть и в тот же год сражались с бриттами в месте, что ныне называют брод Кердика (Cerdices ford).
527Кердик и Кюнрик сражались с бриттами в месте, называемом луг Кердика (Cerdices leaga).
530Кердик и Кюнрик взяли остров Уайт и убили несколько людей в месте, называемом Вихтгараесбюрг.
534Кердик умер, а его сын Кюнрик правил в течение двадцати шести лет, и они отдали остров Уайт своим племянникам, Стуфу и Вихтгару.
544Вихтгар умер и был похоронен в Вихтгарабюрге.
552Кюнрик сражался с бриттами в месте называемом Сеаробюрг и отправил их в бегство.
556Кюнрик и Кеавлин сражались с бриттами у Беранбюрга.
560Кеавлин стал королем западных саксов.

 

Очевидно, что эти погодные статьи не следует рассматривать как некую часть последовательных исторических событий. Они представляют дошедшие традиции не в силу своей исторической значимости, а потому что их подробное изложение некогда заинтересовало варварскую аудиторию. При таких обстоятельствах множество событий, повлекших за собой самые серьёзные последствия, полностью исчезли из памяти, поскольку не сопровождались каким-либо происшествием, которое сказитель мог бы использовать в своих интересах. Если, к примеру, автор этих погодных статей ничего не рассказывает об обстоятельствах, при которых западные саксы достигли долины Темзы, причина может состоять в том, что эти обстоятельства были так же неизвестны ему тогда, как нам сегодня. Он расположил несколько фактов, которыми обладал, в понятную, как ему казалось, последовательность, однако его работу нельзя подвергать серьезной критике, как если бы она представляла собой взвешенный отбор важнейших событий в истории саксонского завоевания. Его мировоззрение было ограничено узким диапазоном, включавшим в себя случайный ряд традиций, касавшихся первых королей Уэссекса. Они мало что поведали ему сверх преданий о высадках, сражениях и гибели королей, он же, должно быть, даже не пытался дополнить их общеизвестной информацией. Он игнорирует тот факт, отмеченный Бедой, что западных саксов первоначально называли Gewisse. Он изображает Кюнрика сыном Кердика и из записи в запись связывает Кердика с Кюнриком вопреки утверждению западно-саксонской генеалогии, что Кюнрик был сыном не Кердика, а сына Кердика Креоды. Традиции, им записанные, зачастую были непонятны, а иногда и противоречили друг другу, и, безусловно, большая удача, что он не предпринял попытки самостоятельно довести их до искусственной слаженности.

Случающиеся время от времени несоответствия естественны в длинной веренице традиций, представленных героическим стихом. В дописьменную эпоху сохранение любой истории, ее формы и значительной части содержания определялось взаимодействием поэта и его аудитории. Одна и та же история могла быть рассказана по-другому. Центральное место в рассказе в разное время могло быть отдано различным действующим лицам, а имена персонажей могли быть вставлены, опущены или даже изменены в соответствии с духом времени или ради удобства аллитерации. Впоследствии писатель, зависящий от таких материалов, неизменно подвергался риску принять две версий одной и той же истории за запись двух отдельных событий. В погодных статьях, касающихся западно-саксонского вторжения, есть некоторые особенности, которые указывают на такое дублирование событий. Редакция погодной статьи за 514 год наводит на мысль, что она представляет собой традицию высадки западных саксов, ведущую роль среди которых играли Стуф с Вихтгаром, а не Кердик и Кюнрик. Если это так, то тут же возникает подозрение, что сражение у Cerdices leaga, спустя тринадцать лет после прибытия Стуфа и Вихтгара, может быть не более чем дублирование гибели Натанлеода и его армии через тринадцать лет после высадки Кердика и Кюнрика. Когда сравниваешь записи древнего западно-саксонского перечня королей с перечнем королей из этих анналов, теория удвоенной традиции западно-саксонского вторжения превращается в нечто большее, чем предположение. Всегда было тяжело принимать утверждение этих анналов о том, что Кердик и Кюнрик «взяли королевство» в 519 году, поскольку в данном случае, по-видимому, подразумевается, что они в течение двадцати четырех лет вели боевые действия, прежде чем обеспечили себе это высокое положение. Однако это утверждение становится понятным, если воспринимать его в качестве ошибочно расположенного во времени варианта той традиции, которая в списке продолжительности правлений свидетельствует о том, что они завоевали Уэссекс спустя примерно шесть лет после своего прибытия. Более того, после того как было сделано допущение о существовании дублирующих погодных статей, эти фрагменты западно-саксонской истории перестают находиться в явном противоречии с нарративным повествованием Гильды. Да, верно, они не упоминают сражение у Mons Badonicus, которое теоретически могло бы сдержать наступление, описанное в списке продолжительности правлений как завоевание Уэссекса. Но, по крайней мере, нет больше необходимости верить той западно-саксонской традиции о вторжении, которая на землях южной Британии навязывает нам затяжную войну вместо мира, последовавшего, согласно Гильде, за тем сражением.

Эти традиции расходятся не с Гильдой, а с Бедой. В своем описании народов, населяющих Британию, людей, которым Беда выделяет Кент, остров Уайт и материковые районы Британии напротив него, он называет Iutae. В другом месте работы он мимоходом замечает, что Homel ea — гемпширская река Хэмбл — течет через «ютскую» землю. Даже без этого четкого утверждения, не должно было бы возникнуть никаких сомнений, что остров Уайт был населен народом, по культуре близкородственным ютам Кента. Предметы, найденные в местах погребения на холмах острова, выказывают отличительные особенности кентской погребальной утвари. Ютская оккупация противоположной части главного острова еще не подтверждена археологическими изысканиями, однако выдвигается в качестве предположения в связи с некоторыми любопытными чертами сходства топонимов этой местности с топонимами Кента. Вне сомнения это так хотя бы по примечательному утверждению англо-норманнского историка, что Вильгельм II умер «в Нью-Форесте, который на английском языке называют Ytene». Ytene – это родительный падеж множественного числа от именительного Yte, что является поздней западно-саксонской формой Iutae в сочинении Беды. Долговечность этого названия доказывает не только то, что Нью-Форест когда-то был ютской землей, но и то, что его жители сохраняли память о своих корнях в течение многих поколений.

Параллельно существовала аристократическая традиция этого заселения. Ассер, биограф короля Альфреда, свидетельствует, что Ослак, отец матери короля Осбурги, имел ютское происхождение, идущее от Стуфа и Вихтгара, племянников Кердика. Это утверждение, явственно передающее придворную традицию о родословии и роде-племени Осбурги, — достоверное свидетельство того, что Стаф и Вихтгар были ютами, то есть тем народом, которому Беда приписывает заселение южного Гемпшира и острова Уайт. То, что предводитель саксов, такой как Кердик, мог иметь племянников ютов, отнюдь не маловероятно, учитывая условия, преобладающие в пятом столетии. Смешанные браки между германскими племенами были весьма распространены, и Стуф, и Вихтгар, возможно, были сыновьями сестры Кердика и некоего высокородного юта. Между тем, очевидно, что ранняя история Уэссекса была значительно сложней, чем та, которую можно извлечь из скудного рассказа о событиях, сохраненных в Хронике. Если Кердик и его люди были саксами – а традиция единодушна по этому вопросу – обоснование ютов в южном Гемпшире подразумевает, что он и его соратники оставили первоначально завоеванные земли в распоряжение союзников, а сами продвинулись дальше в поисках приключений или другой территории для поселения. Его позднейшая история неизвестна, а предполагать что-либо весьма рискованно. Некоторые из его людей, возможно, возвратились на континент путем, описанным Прокопием. Другие, по-видимому, расселились на территории между северной границей поселения ютов на главном острове и лесистой местностью, которая разделяла районы, впоследствии известные как Гемпшир и Беркшир. Однако центр могущественного западно-саксонского королевства конца шестого столетия, несомненно, располагался в области, лежащей непосредственно южнее и западней средней Темзы. Археологические данные показывают, что саксонские поселения в этой местности были основаны еще до традиционной даты вторжения Кердика. Из множества вариантов в целом кажется наиболее вероятным, что владычество в этом районе Кердик приобрел с помощью оружия или переговорами и разместил своих соратников среди уже имеющихся здесь поселенцев.

Любое имя, вошедшее в историю лишь посредством полузабытого предания, едва ли сможет выпутаться из клубка противоречивых гипотез. Имя Кердик, редкое и малоизвестное, время от времени рассматривалось в качестве обыкновенного вымысла, полученного из топонимов Cerdices ora, Cerdices ford и Cerdices leaga, встречающихся в преданиях о западно-саксонском вторжении. Эта гипотеза содержит невероятное предположение, что три различных топонима, содержащих одно и то же необычное личное имя, существовали до того, как эти предания были записаны на территории этой небольшой местности . Но самое серьезное возражение против всякой идеи, которая бы расценивала Кердика в качестве вымысла, основанного на топонимах – это его положение в генеалогии королей западных саксов. Он, несомненно, рассматривался как основатель западно-саксонской династии в ту эпоху, когда притязание на правление в Уэссексе опиралось на происхождение от истинного главы западно-саксонского королевского дома. Предположение, что поэты, изначально по памяти цитирующие западно-саксонскую королевскую генеалогию, выявили прародителя своих покровителей, основываясь на трех малопонятных топонимах, противоречит всему, что известно об отношении германской аристократии к вопросам своего происхождения. Можно добавить, что ни один сочинитель предка этих королей, вероятно, не присвоил бы ему такое, столь необычное имя, как Кердик. Оно не соотносится ни с одним известным английским именем, и, по мнению большинства ученых, представляет собой древневаллийское имя Керетик. Если такое происхождение будет когда-либо окончательно доказано, то оно заставит пересмотреть отношения между саксами и бриттами в эпоху, непосредственно предшествующую переселению. Тогда возникнет вопрос, не выбирали ли иногда саксонские налетчики Британии пятого столетия, подобно скандинавским налетчикам Ирландии девятого столетия, жен из числа народов, чью землю они посещали, и не давали ли своим сыновьям имена, имеющие хождение среди родичей их матери? Правда, он не будет ни опровергать исторического существования Кердика, ни свергать его с положения прародителя западно-саксонской королевской династии.

Мрак эпохи, через которую движется смутное очертание Кердика, в основном связан с ограниченным мировоззрением поэтов, сохранивших эти традиции. Их делом было славить предков великих людей, и их мало заботило переселение народов, которым преимущественно интересуется современный исследователь. Из скудного рассказа о несвязанных друг с другом событиях, записанных в Хронике, никогда бы не пришли к заключению, что саксонские поселения были основаны в долине средней Темзы не позднее начала шестого века. Между тем археологические данные об этом поступают сразу из нескольких мест и принимают различные формы. Древние предметы, сопровождающие саксонские погребения в Фрилфорде, Рединге и Восточном Шеффорде, указывают на саксонское присутствие, выходящее за рамки ряда событий, зафиксированных в Хронике. В нескольких местах в Беркшире, таких как Мильтон близ Дидкота и Лоубери Хилл, имеет место смешение обнаруженных предметов, принадлежащих романо-бриттам и саксам, что содействует доказательству фактической непрерывности существовавшего здесь проживания на протяжении веков. У Саттон Кортеней на Темзе, на территории примитивной саксонской деревни, среди прочих старинных предметов была найдена равноплечая брошь, характерного для северо-западной Германии типа, которую можно смело отнести к пятому столетию. Дату возникновения этих поселений невозможно установить с абсолютной точностью, однако нет никаких сомнений, что они древнее вторжения, возглавленного Кердиком, и никак с ним не связаны.

Их происхождение до сих пор остается открытым вопросом. Возможно, они явились результатом продвижения саксонских племен вверх по Темзе. Ранние саксонские поселения Суррея и Кента западнее Медуэя были, несомненно, основаны захватчиками, использовавшими этот общеизвестный речной путь. Но у ранней саксонской культуры Беркшира есть особенности, предполагающие, что поселенцы , жизнь которых она представляет, достигли средней Темзы, следуя не по реке или по суше из Гемпшира, а с северо-востока, вдоль линии Икнилд Вей. Реки, образующие общий эстуарий в залив Уош предоставили легкий проход из моря в самое сердце Мидлендса, и в районах, открытых для захватчиков реками Уэлленд, Нин, Уз и Кем, обнаружены различные свидетельства англосаксонского поселения, датированные не позднее 500 года. По мнению значительной части археологов, черты сходства между культурой, привнесенной этим поселением и культурой, обнаруженной при раскопках на некоторых участках в Беркшире, являются одновременно и слишком явными и абсолютно различными, чтобы быть случайным результатом. До настоящего времени ни на одном участке между средней Темзой и верховьем Ли не встречались предметы, которые можно было бы определенно отнести к концу пятого или началу шестого столетий, и покуда этот пробел не будет заполнен, гипотеза о том, что саксы Беркшира спустились по Темзе с северо-востока, никогда не будет доказана. Но и археологические находки, указывающие на этот вывод, не могут быть проигнорированы в стремлении осмыслить обстоятельства, при которых увидело свет историческое королевство западных саксов.

Исторические данные не принимают и не отвергают идею о том, что это королевство представляло собой объединение двух групп захватчиков, из которых одна прибыла в Британию со стороны Канала, другая – из залива Уош. Но они непреклонно противоречат любой теории, подразумевающей, что территория между верховьем Ли и Темзой, начиная с конца пятого века, непрерывно завоевывалась саксонскими поселенцами. Если традиции, сохраненные в Хронике, пусть даже приближенно соответствуют фактам, то эта местность в 571 году находилась в руках британцев, т.е. в то время, когда некий Кутвульф, как нам говорят, после сражения с бриттами в месте Бедканфорд (Bedcan ford) захватил четыре города – Лимбери над Лутоном, Эйлсбери, Бенсингтон и Эйншем. Ни одна погодная статья в начальной части Хроники не важна так, как эта, и нет другой, интерпретация которой была более трудной. Место битвы не может быть идентифицировано с той или иной долей уверенности, поскольку очень трудно установить какую-либо связь между Бедканфордом этой погодной статьи и ранним написанием топонима Бедфорд. Имя Кутвульф, которое носит саксонский предводитель, аллитерирует с королевскими именами западных саксов, такими как Кердик, Кюнрик и Кеавлин, однако место его в западно-саксонской королевской семье весьма сомнительно. Существуют незначительные разногласия, не затрагивающие надежность этой погодной статьи. Обсуждение касалось изменений, содержащихся не в ее деталях, а в исторической ситуации, которую она, как кажется, допускает. Погодная статья, подразумевающая, что холмы над Лутоном в 571 году оставались британскими, означает, что спустя четыре поколения после традиционной даты прибытия Хенгеста, бритты все еще удерживали позиции на расстоянии сорока миль от Лондона. Не существует ни одного литературного источника, который мог бы признать этот вывод маловероятным, однако он расходится с мнением о быстром завоевании Мидлендса, которого большинство историков придерживалось на основании рассказа Гильды. С географической точки зрения отнюдь не невозможно, однако маловероятно, чтобы в столь поздний период саксонские поселения к западу от средней Темзы и поселения Кембриджшира и Бедфордшира отделялись бы друг от друга полоской непокоренной бриттской территории. Не удивительно, что многие ученые были склонны отрицать исторический характер этой погодной статьи, или, по крайней мере, оценивать ее в качестве ошибочно размещенной здесь традиции о событиях, весьма далеких от 571 года.

Между тем обычное затруднение в интерпретации записи не является достаточной причиной для отделения ее от своего контекста. Общее соответствие ранних погодных статей с Гильдой и более поздних записей с Бедой делает маловероятным, что любое произошедшее событие было неправильно датировано целым поколением. В частности почти невероятно, что сражение у Бедканфорда, которое было одним из наиболее важных событий всего ряда, должно быть выведено из его последовательности. Ее значение – это уже другой вопрос, и вопрос, на который пока не может быть получен окончательный ответ. Между тем свидетельства миграции германских народов из Британии в первой половине шестого века сулят нечто большее, чем минимальную вероятность того, что сражение 571 года означало не завоевание исконных британских земель, а восстановление территории, добытой первой волной саксонского вторжения, и потерянной после поражения у Mons Badonicus. Можно, по крайней мере, сказать, что согласно этому взгляду два главных возражения, выдвинутые против этой погодной статьи, снимаются. Это перестает означать, что владение бриттами равниной под Чилтернскими холмами оставалось непрерывным в течение полутора веков после отделения Британии от империи. И больше нет противоречия с археологическими свидетельствами касательно ранней связи между саксами Беркшира и первыми поселенцами в долинах рек Уз и Кем.

Сражение 571 года – обособленный эпизод в истории западно-саксонских племен, и земли, которые оно открыло для заселения, так никогда и не были по настоящему присоединены к королевству западных саксов. Территориально они являются продолжением огромной равнины центральной Англии, постепенно захватываемой правителями северо-срединной ветви народа англов, известной под названием мерсийцы. В VII – VIII веках за обладанием этими землями шла непрерывная борьба между королями Уэссекса и Мерсии, и, в конце концов, мерсийские короли сохранили их за собой. Западные же саксы завоевали территорию, сделавшую их великим народом, в другом месте – не здесь, а западнее, где у них не было соперников из племен собственного народа. Согласно Хронике их экспансия на запад началась в 552 году, когда Кюнрик, глава их династии, разгромил бриттов у Старого Сарума. Четыре года спустя Кюнрик и его сын Кеавлин снова победили бриттов у крепости Барбери, доисторическом укреплении над древней тропой Риджвей в пяти милях к югу от Суиндона. Эти победы раз за разом выводили западных саксов за пределы области военных действий Кердика, и спустя несколько лет их историческое развитие начинает приобретать реальное очертание. Первым из королей западных саксов, чье притязание на существование не зависит от традиций собственного двора, был сын Кюнрика Кеавлин, который наследовал отцу в 560 году, и вслед за Элле Суссекским был помещен Бедой среди повелителей южных английских племен.

Однако в качестве предводителя своего народа в борьбе против бриттов этот Кеавлин превращается во влиятельную фигуру английской истории. Под 577 годом Хроника констатирует, что «Кутвине и Кеавлин сражались с бриттами в месте под названием Деорхем и убили трех королей, Коинмайла, Кондидана и Фаринмайла, и захватили три "честера" – Глостер, Сайренчестер и Бат». Это одна из немногих погодных статей этой части Хроники, которая не вызывает трудности при идентификации. Деорхем – бесспорно, современный Дайрэм, в шести милях к северу от Бата. Три британских короля в других источниках не упоминаются, однако их имена, представленные в архаичной форме, несомненно, происходят из литературного памятника, значительно более древнего, чем Альфредова хроника. Историческое значение этого сражения никогда не оспаривалось. Оно открыло саксонским колонистам путь в долину нижнего Северна, и, таким образом, разделило бриттов юго-запада и бриттов, живших на севере Бристольского залива. Как и битва у Бедканфорда, сражение при Дайрэме предоставило в распоряжение саксов территорию, которую они не в силах были удержать. Задолго до окончания седьмого столетия английские поселенцы долины Северна оказались под мерсийским господством. Однако потеря данной территории западно-саксонскими королями более позднего периода никак не влияет на значимость сражения 577 года в качестве одного из эпизодов экспансии английских народов против бриттов.

В течение последующих семи лет погодные статьи ничего не сообщают о Кеавлине. Затем под 584 годом, там встречается загадочная запись, которая, по всей видимости, скрывает столько же информации, сколько и предоставляет. «В этом году Кеавлин и Кута сражались с бриттами в том месте, что зовется Фетанлеаг (Fethan leag), и Кута был убит, а Кеавлин захватил множество городов и неисчислимые трофеи, и в гневе возвратился в свои земли». Лес под названием Fethelée, упоминаемый в документе двенадцатого века по отношению к округу Сток Лайн на северо-востоке Оксфордшира, носил единственное обнаруженное до настоящего времени имя, которое соотносится с Fethan leag Хроники, и весьма вероятно, что бой велся в непосредственной близости от этого места. Если это так, то очевидно, что Кеавлин, народ которого уже хорошо зарекомендовал себя на верхней и средней Темзе, двигался к северу с целью завоевания нагорий выше истоков Большого Уза. Однако существует, во всяком случае, достаточно большая вероятность, что война 584 года закончилась для саксов трагедией, о которой составитель анналов счел нужным умолчать. Король обычно не возвращается домой в гневе после завоевания неисчислимых трофеев. Эта трагедия вполне могла оказаться тем поражением, после которого завершилось господство Кеавлина над южными англичанами. Нет никаких записей о дальнейшем продвижении саксов в правление Кеавлина, и имелись признаки, что перед его завершением королевство западных саксов начало распадаться. В 591 году некий Кеол, родство которого с Кеавлином вызывает сомнение, взошел на трон, и правил, как говорят, в течение шести лет. В 592 году анналы записывают, что произошло большое кровопролитие у Воддесбеорга или Воднесбеорга — вероятно, могильного кургана, ныне называемого Адамовой Могилой, возвышавшегося над Пьюси Вейл, — и что Кеавлин был изгнан. Наконец, в статье за 593 год говорится, что Кеавлин «погиб» вместе с некими Квикхельмом и Кридой, неизвестными по другим источникам. Очевидно, что правление Кеавлина закончилось в беспорядках и бедствиях. Однако не менее ясно, что в свое время он был успешным полководцем, благодаря которому английские народы стали хозяевами южной Британии.

Темный период, который начинается с высадки первых саксонских захватчиков, — обычное явление в истории. Его детали утеряны, а материалы, из которых можно определить лишь направление его развития, носят фрагментарный характер, а временами непонятны. Тем не менее, бессвязность этих материалов, возможно, сильно преувеличена. Гильда, Прокопий и старинные традиции западно-саксонского двора сходятся в том, что английское завоевание южной Британии осуществлялось в два этапа, отделенных в начале шестого века друг от друга значительным временным интервалом. Как Гильда, так и традиция завоевания Уэссекса начала 500-х годов подразумевают, что большая часть южной Англии была захвачена на первом этапе войны. Гильда притязает на победу бриттов, которая предоставила им перемирие с внешними врагами на срок более одного поколения, а традиции западных саксов предполагают, что после их начального продвижения они были отброшены назад к поселениям, которые основали сразу же после своей первой высадки. Прокопий в первой половине этого же столетия описывает переселение английских народов на континент, которое может означать лишь то, что на какое-то время захватчики отказались от попытки обретения новых земель в Британии. Фульдская традиция о прибытии саксов из Британии в Куксхафен в 531 году указывает, что эти переселения начались через несколько лет после победы бриттов, описанной Гильдой. Они не упомянуты ни в одном английском источнике, но период, в котором саксы могли бы потерпеть поражение, совпадает по времени со значительной лакуной, имеющейся в традициях Уэссекса, Кента и Суссекса. Память о Креоде, сыне Кердика, сохранилась лишь в аллитерационной генеалогии; короли Кента между Ойском, сыном Хенгеста, и Этельберхтом, покровителем св. Августина, — не более чем имена; и не существует ни одного письменного свидетельства, упоминающего о каком-либо южно-саксонском короле на протяжении почти двух веков со времен Элле. Наконец, западно-саксонские традиции подразумевают, что второй этап завоевания, начавшийся на юге сразу после середины шестого века, протекал поначалу достаточно медленно, а затем завершился двусторонним наступлением, позволившим саксам на востоке достичь Ли, а на западе – Северна. Рассмотренный по отдельности, каждый из упоминаемых источников имеет свои слабые стороны. Гильда писал полемику, а не историю; Прокопий мало интересовался положением утраченной провинции Британия; традиция Фульды была записана спустя три века после события, о котором она рассказывает; традиции же, сохраненные в Хронике – всего лишь заметки, извлеченные из стихов, сочиненных во славу древних королей. И, тем не менее, можно, по крайней мере, утверждать, что когда четыре независимых источника сходятся в предложении единой целостной истории, вряд ли она будет значительно отличаться от истины.

 

 

 

 

 

© перевод А. Сынковского, 2014

Читать далее →