Барбара Йорк.   Короли и королевства ранней англо-саксонской Англии

Глава 2.   Кент

 

глава I « глава II  » глава III

 

 

Первоисточники

Несмотря на то, что до наших дней не дошло ни одного крупного нарративного источника, написанного в Кенте, он считается одним из наиболее освещенных ранних англосаксонских королевств и может быть доступен для изучения по целому ряду письменных источников. Беда был хорошо осведомлен о кентских делах, одним из его главных информаторов был, как он объясняет в своем Предисловии, аббат Альбин из монастыря святых Петра и Павла в Кентербери (впоследствии монастырь святого Августина). Беде также удалось воспользоваться перепиской григорианской миссии, которую священник Нотхельм скопировал для него из папского архива (1). В дополнение к информации об очередности правления и генеалогическим данным, включенным в Церковную историю, в списке XII века Англской коллекции имеется генеалогия Этельберта II Кентского (2) и перечень правлений (который также заканчивается Этельбертом II) (3). Дошедшие до нас грамоты хранятся в архивах церковных фондов Крайст-Черч и Сент-Огастин в Кентербери, а так же фондах Рочестера, Минстера-ин-Танет, Лиминга и Рекулвера. Эти грамоты представляют большую ценность не только благодаря информации об отношениях между церковью и государством, но и благодаря свету, который они проливают на королевское правление и отдельных членов королевского дома. К сожалению, точная датировка многих грамот проблематична, и некоторые хронологические сведения трудно согласовать с данными, предоставленными Бедой и другими нарративными источниками (4). Сохранились кодексы законов времен правления Этельберта I, Хлотхере и Эадрика, а также Вихтреда (5).

Эти источники дают довольно скудное представление о кентских королях, однако представление о внутренних противоречиях королевского дома можно почерпнуть из ряда связанных между собой текстов, известных как "Легенда о святой Милдрите" (6). Различные списки этой Легенды объединяют ряд традиций, касающихся членов королевского дома Кента и их мерсийских и восточно-английских родичей, причисленных к лику святых. В основе Легенды лежит рассказ об убийстве кентских принцев Этельберта и Этельреда их кузеном королем Эгбертом, приведшем к основанию монастыря в Минстер-ин-Танет, в котором в начале восьмого века Милдрита подвизалась настоятельницей. Дэвид Ролласон, детально изучивший тексты, утверждает, что архетип Легенды относится ко второй четверти восьмого века, и что, несмотря на различные агиографические и традиционные элементы повествования, оно вобрало в себя достоверные исторические предания. Также имеется возможность получить некоторые интересные сведения о жизни тех представителей королевского дома, которые были корреспондентами миссионера св. Бонифация.

Основание королевства Кент

В Кенте сохранились наиболее подробные легенды о происхождении каждого англосаксонского королевства. Помимо кратких упоминаний о Хенгисте и Хорсе в Церковной истории, существуют более полные повествования в Historia Brittonum и Англосаксонской хронике, которые, похоже, являются вариантами одних и тех же преданий о Хенгисте, Хорсе и британском короле Вортигерне (7). Недавние обстоятельные исследования Патрика Симса-Уильямса и Николаса Брукса подтвердили, что эти истории преимущественно мифические, и что любая достоверная устная традиция, которую они могли воплотить, была утеряна в условностях формата легендарного происхождения (8). Гораздо меньше известно об Ойске, от которого, по словам Беды, кентский королевский дом получил имя Ойскинги, что подразумевает, что Ойск первоначально считался более значимым основателем династии (впрочем, имя Ойска предполагает, что он скорее мог быть богом, чем человеком) (9). Согласно Беды, Ойск был cognomen сына Хенгиста Орика (Œric), а его сыном был Окта, однако вариант этих традиций, представленный в Historia Brittonum и генеалогии Этельберта II в Англской коллекции, предусматривает, что Окта был сыном Хенгиста, а Ойск (хотя и в вариативной форме) – его внуком. Такие вариации подчеркивают, что истории о происхождении Кента относятся скорее к литературному миру саг, чем к подлинной исторической традиции. Чтобы достичь более четкого понимания того, что на самом деле могло происходить в пятом и шестом веках, необходимо использовать археологию, ландшафтные исследования и топонимику, а также то, что можно почерпнуть из самых ранних достоверных письменных источников.

Беда утверждал, что жители Кента были ютами, и это утверждение нашло отражение в выборе в качестве основателя династии Хенгиста, который в древнеанглийской поэзии фигурирует как военачальник ютов (10). Версия об основании Кента ютами находит поддержку в находках пятого века из восточного Кента, хотя керамика и другие артефакты не могут точно сказать, в каком качестве юты впервые прибыли в провинцию (11). Предметы, изготовленные на полуострове Ютландия, в шестом веке все еще попадали в Кент, но доминирующее влияние, отраженное в археологических материалах этого века, было франкским. Франкская мода в одежде, оружии и напитках отражена в захоронениях, хотя они никогда не бывают исключительно франкскими, что говорит о "влиянии", а не о поселении (12). Франкское родство находит подтверждение в самой ранней достоверной информации о кентском королевском доме, рассматриваемой ниже, а также в претензиях меровингского королевского дома франков на верховное господство над определенной частью Британии в шестом веке (13). Какой бы ни была точная природа этого родства, оно, по-видимому, приносило материальную выгоду жителям Кента; кентские захоронения не только отличаются от захоронений других англосаксонских провинций большим ассортиментом импортированных товаров, но и значительно богаче, независимо от того, измеряется ли это богатство драгоценными металлами или количеством погребенных предметов (14).

Археологические данные не могут точно определить, когда баланс сил сместился из рук романо-британцев в руки германцев, однако они показывают, что к шестому веку материальная культура провинции была преимущественно германской. Хотя главный римский город провинции Кентербери, по-видимому, был покинут в пятом веке (чтобы быть вновь занятым в конце шестого) (15), и существует поразительный контраст между небольшими находками римского и раннего англосаксонского периодов, в сельских поселениях, по-видимому, наблюдалась более значительная преемственность. Исследование исторической географии Кента, проведенное Аланом Эвериттом, показывает, как инфраструктура германского королевства могла вырасти из романо-британской организации провинции. Германские поселения были сосредоточены в тех же районах, где в римский период находились самые крупные центры населения, особенно в плодородной области на востоке графства между низменностью и морем. Крупные поместья и "регионы" или латы, в которые они были сгруппированы для административных целей, также могут в некоторой степени отражать более раннюю римскую организацию провинции, а центры имений англосаксонского периода, находящиеся в верховьях рек или источников, во многих случаях были местами расположения вилл или других значительных римских поселений (16). Германские поселенцы также приняли романо-британское название провинции (Cantium), что еще больше подкрепляет идею о переходе субримской провинции из рук британцев в руки германцев с сохранением ее основной структуры – именно это можно считать воплощением легенд о Хенгисте и Вортигерне (17).

Отличительная кентская культура, о которой говорилось выше, характерна только для восточного Кента, а археологические находки из западного Кента довольно бедны и отличаются по характеру, будучи более типичными для "саксонских" находок из Суррея, Эссекса и долины Темзы (18). Кент уникален среди англосаксонских королевств тем, что с самого начала своего обращения имел два епископства (Кентербери для восточного Кента и Рочестер для западного Кента). Разделение на восточный и западный Кент также, по-видимому, было политическим: в течение большей части периода существования независимого королевства Кент у каждой из этих двух провинций был свой король (19). Совокупность этих данных позволяет предположить, что Кентское королевство первоначально включало только восточный Кент, но в какой-то момент, вероятно, в шестом веке, западный Кент был присоединен и включен в состав королевства, хотя в некоторых отношениях оставался самостоятельной провинцией. Саксонские провинции на севере были наиболее очевидными областями, в которые жители Кента могли продвигаться благодаря хорошим коммуникациям, обеспечиваемым Уотлинг-стрит, а также по морю (20). Расширению на юго-запад мешали трудности связанные с пустошью Уилда. Единственной альтернативой расширению был морской путь, и вполне вероятно, что правители Кента в шестом веке также интересовались двумя другими областями, которые, по словам Беды, были заселены ютами: островом Уайт и расположенной напротив него областью Хэмпшира. Связь между Кентом и Уайтом представляется особенно вероятной, поскольку мифологические предки кентского королевского дома включали Векту и Вихтгильса, чьи имена, по-видимому, происходят от латинского названия острова Уайт (Vecta/Vectis, англизированное как Wiht-), как и имя Вихтгара, одноименного основателя королевского дома Уайта (21). Находки на кладбищах острова Уайт свидетельствуют о связях с Кентом, а одно очень богатое захоронение женщины из Чесселл Даун было настолько преобладающе кентским по своему характеру, что вызвало гипотезу о том, что она была кентской принцессой, вышедшей замуж за члена королевского дома Уайт (22).

История королевства Кент

Можно сказать, что исторический горизонт кентских королей открывается Эорменриком, отцом короля Этельберта. Имя Эорменрика упоминается только в кентских генеалогиях, но современный ему франкский историк Григорий Турский упоминает о браке Этельберта и Берты, дочери короля Парижа Хариберта и Ингоберги, который был заключен, когда отец Этельберта правил в Кенте (23). К сожалению, Григорий не указывает дату брака, хотя он подразумевает, что Берта родилась не ранее 561 года, и его слова могут быть приняты в том смысле, что Эорменрик все еще правил в 589 году (24). Имя Эорменрика подтверждает археологические данные о том, что франкские связи имели большое значение в Кенте к середине шестого века; его первый элемент "Eormen" редок в англосаксонском языке, но достаточно распространен среди королевского дома и аристократии франков.

Григорий Турский приводит данные о правлении Этельберта, и хотя его информация о хронологии кентских правлений не отличается точностью, она позволяет предположить, что утверждение Беды о том, что Этельберт умер в 616 году после 56-летнего правления, должно быть ошибочным. В этом случае вступление Этельберта на престол произошло бы в 560 году – до рождения жены, на которой он, как предполагается, женился, будучи еще принцем! В любом случае, 56 лет – чрезвычайно долгий срок для правления в ранний саксонский период, и, видимо, более вероятно, что Этельберт умер в возрасте 56 лет (25). Беда говорит, что Этельберт главенствовал над другими южными королевствами (26), и мы видели некоторые свидетельства распространения кентской власти на соседние провинции. Как и когда именно Этельберт добился своего превосходства, не известно, но предыдущий верховный владыка Кеавлин Уэссекский согласно западно-саксонской традиции утратил власть в 592 году.

Реальность кентской власти в королевстве восточных саксов налицо. Сестра Этельберта Рикула была замужем за Следдом Восточносаксонским, и поскольку Следд, похоже, был первым из своего рода, кто стал править, возможно, что Кент сыграл ключевую роль в приведении этой семьи к власти (27). К 604 году сын Следда Саберт правил восточными саксами и номинально управлял Лондоном, но именно Этельберту принадлежит ответственность и заслуга в основании первого собора Святого Павла. Связи с восточными англами также могли быть весьма значительными. TЭто – еще один англосаксонский народ, который, согласно записям, пытался обратить в христианство Этельберт, и хотя их король Редвальд не пожелал полностью отказаться от своих языческих богов, Паулин, один из итальянских миссионеров, видимо, был допущен к его двору (28).

Не смотря на то, что Этельберт женился на франкской принцессе, пусть и не самой влиятельной, обстоятельства обращения Этельберта в христианство говорят о том, что он старался дистанцироваться от слишком тесной связи с франкской властью. Его франкская невеста Берта, как и большинство франков, была христианкой и приехала в сопровождении не простого капеллана, а епископа по имени Лиудхард (29). Хотя Беда не говорит об этом конкретно, замысел, несомненно, заключался в том, чтобы Этельберт согласился принять обращение  из рук франков в качестве условия брака. Аналогия с подобными союзами между христианскими принцессами и языческими королями в других странах Европы и в англосаксонской Англии подтверждает такую интерпретацию и говорит о том, что для Этельберта принять обращение через франкский двор было бы явным признанием его политического подчинения Франкии (30). Получив же обращение через Рим, – а одно из писем папы Григория намекает на то, что Этельберт выразил готовность принять папскую делегацию (31), – Этельберт фактически утвердил свою независимость от франкского контроля.

Ни один из преемников Этельберта не пользовался такой властью за пределами Кента, какой пользовался Этельберт, однако не следует недооценивать силу Кента в правление Эадбальда (616-40), Эоркенберта (640-64), Эгберта I (664-73), Хлотхере (673/4-85) и Эадрика (685-87). Упоминания о событиях времен их правления немногочисленны, поэтому, по всей видимости, существенно, что некоторые из них свидетельствуют о кентском влиянии за пределами самого Кента или говорят о том, что Кент имел весомый авторитет среди ранних королевств. Франкское родство укрепилось, когда сын Этельберта Эадбальд также выбрал франкскую невесту – после того, как архиепископ убедил его, что он не может жениться на своей мачехе (32). Кентская традиция знала ее как Юмме (Ymme) и считала франкской принцессой, хотя историк Карл Вернер не так давно предположил, что она была дочерью Эрхиноальда, майордома Нейстрии (западная Франкия) (33). Похоже, что в Кенте существовал определенный спрос на принцесс из других королевских династий; что же касается браков женщин из кентской королевской семьи, о них мы прекрасно осведомлены благодаря агиографическим традициям, связанным со святой Милдритой (34). Беда уделяет особое внимание браку, заключенному в период правления Эадбальда между его сестрой, Этельбурх, и Эдвином Дейрийским, который принес христианство в Нортумбрию и, очевидно, обеспечил особые отношения между двумя провинциями, поскольку Беда утверждает, что когда Эдвин стал верховным правителем южных англичан, он не распространял свою власть на Кент (35).

Кентские владения на севере и западе провинции, по-видимому, сохранились. Связь с восточносаксонским королевским домом ослабла, но законы Хлотхере и Эадрика свидетельствуют о сохранении кентских владений в Лондоне, где находилась кентская королевская резиденция (cyngæs sele), рив, представлявший кентские королевские интересы (cyninges wicgerefan), и где люди Кента могли совершать крупные сделки с имуществом (36). Король Эгберт имел возможность основать монастырь Чертси в Суррее и, по всей видимости, контролировал всю восточную часть провинции (37). Возможно, среди южных саксов даже существовало некоторое кентское влияние, хотя единственное четкое упоминание касается довольно необычных обстоятельств, при которых Эадрик поднял южных саксов против своего дяди Хлотхере и таким образом смог лишить его трона (38).

Однако положение Кента не могло оставаться совершенно незатронутым новыми силами, пришедшими к власти в седьмом веке. Следы вмешательства Нортумбрии незначительны, хотя Освальд угрожал малолетним наследникам Эдвина из Дейры, которых Этельбурх отвезла обратно в Кент (39), а Освиу, похоже, пытался вмешаться в назначение нового архиепископа Кентерберийского в 664 году (40). В 676 году Этельред Мерсийский вторгся в Кент и причинил столько разрушений в Рочестерской епархии, что на некоторое время ее пришлось покинуть (41). Причины его нападения Беда не называет; возможными представляются либо подчинение своему господству, либо попытка воспрепятствовать кентскому влиянию в Суррее и Лондоне (42). Более серьезное вторжение, похоже, положило конец правлению Эадрика. Набег на Кент Кэдваллы Уэссекского и его брата Мула зафиксирован в 686 году, и вскоре после этого Мул как король Кента подтвердил предыдущие королевские пожалования монастырю Минстер-ин-Танет (43). Возможно, Кедвалла и Мул объединили усилия с восточными саксами, поскольку в грамоте (по общему признанию, довольно сомнительной), в которой Кедвалла даровал земли в Кенте, говорится о вторжении короля Сигехере, который, очевидно, был свидетелем этого документа (44). Правление Мула закончилось внезапно, когда он с двенадцатью другими людьми был сожжен в 687 году. Кэдвалла снова опустошил королевство, и в конце концов западным саксам пришлось выплатить соответствующую компенсацию за убийство его преемнику, Ине (45). Точная судьба Эадрика во время этих событий неизвестна, но, согласно франкскому источнику, он умер 31 августа 687 года (46).

За отречением Кедваллы от престола в 688 году последовали дальнейшие волнения в Кенте. Восточно-саксонские владения унаследовал Свефхеард, сын Себби, который правил в западной половине Кента, вероятно, до 694 года (47). Другой половиной королевства управлял Освине, который был членом кентского королевского дома, но, очевидно, не считался претендентом на престол ни информаторами Беды, ни теми, кто вел перечни правлений, поскольку в последних он не фигурирует (48). Возможно, оба они были обязаны своим положением помощи Этельреда Мерсийского, который подтвердил грамоты обоих правителей, и чья враждебность к главной ветви королевского дома Кента была продемонстрирована в 676 году (49). Однако в 690 или 691 году Вихтред, брат Эадрика и, по словам Беды, "законный король", сверг Освине (50), хотя, как уже говорилось, Свефхеард, возможно, продержался до 694 года. Нет причин думать, что положение Вихтреда было слабее, чем у его предшественников, правивших до 686 года. Одно из его пожалований было выдано в Беркхамстеде, что говорит о том, что Вихтред мог осуществлять власть к северу от Темзы и отомстить восточным саксам (51).

В своем последнем упоминании Кента Беда сообщает о смерти Вихтреда в 725 году и о том, что тот оставил трех сыновей, Этельберта, Эадберта и Алрика, в качестве своих наследников (52). С этого момента хронология кентских королей становится гораздо менее определенной, и, как заметил Томас Элмхем, средневековый хронист, занимавшийся проблемами датировок Кента, возникают серьезные проблемы при согласовании свидетельств грамот и хроник (53). Об Алрике больше ничего не слышно, согласно же Англосаксонской хронике, Эадберт умер в 748 году, а Этельберт – в 762 году. Между тем, данные грамот подразумевают, что Этельберт был старшим и главенствовал после смерти отца, и что как Этельберт, так и Эадберт были живы и правили в 762 году (хотя следует отметить, что в период между 748 и 761 годами нет ни одной грамоты, упоминающей Этельберта или Эадберта) (54). Очевидно, что оба этих набора доказательств не могут быть достоверными одновременно. Данные хроники о смерти Эадберта в 748 году подкрепляются свидетельствами об Эардвульфе, сыне короля Эадберта, правившем Рочестерским диоцезом во второй половине этого периода (хотя, к сожалению, ничто из его хартий или писем достоверно не датировано) (55). Однако чтобы принять смерть Эадберта в 748 году, необходимо также допустить, что в 761 году на трон взошел второй Эадберт, и что впоследствии годы правления в его грамотах были изменены, чтобы создать впечатление, что он был тем же человеком, что и предыдущий Эадберт. Можно строить догадки о том, какое решение будет правильным, но в целом представляется более разумным жить с некоторой неопределенностью в отношении точной природы и хронологии правления Этельберта, Эадберта и Эардвульфа.

Этельберт и Эадберт находились у власти во времена могущественного мерсийского верховного правителя Этельбальда, и, хотя он, похоже, не посягал на их суверенные права в Кенте, внешние кентские владения, несомненно, были ущемлены, когда Лондон стал мерсийским городом. Кентские религиозные дома, желавшие получить льготные пошлины, теперь должны были добиваться их у Этельбальда, а пожалование короля Этельбальда аббатисе Эадбурхе из Минстер-ин-Танет, о котором свидетельствует король Эадберт, помогает отметить изменения в отношениях между кентскими и мерсийскими королями (56). Еще одним признаком перемен стало назначение мерсийцев архиепископами Кентерберийскими. Татвин (731-734) был выходцем из монастыря Бридон (Лейкс); Нотхельм (735-739) был священником в Лондоне; и вполне вероятно, что Кутберт (740-761) был епископом Херефорда до своего назначения в Кентербери (57).

Этельберт умер в 762 году, а Эадберт в том же году разделил власть с королем Сигередом, который, судя по форме его имени, мог быть представителем восточно-саксонского королевского дома; грамота, в которой фигурируют и Сигеред, и Эадберт, является последним упоминанием Эадберта (58). В дальнейшем Сигеред правил вместе с королем Эанмундом (59), однако правление обоих, похоже, закончилось в 764 году, когда Оффа Мерсийский, взяв под свой контроль Кентербери, решил навязать такое мерсийское владычество, которого Кент еще не испытывал. Оффа, очевидно, претендовал на право контролировать королевские земли Кента, и кентские короли могли жаловать земли только с его согласия. Оффа наглядно продемонстрировал свой контроль в 764 году, передав в свое владение земли, которые Рочестер ранее получил от Сигереда с согласия Эанмунда (60). Поначалу местным королям было позволено править с разрешения Оффы, и в 765 году Хеберт и Эгберт II представлены совластителями (61). Хеберт вскоре пропадает с поля зрения, и возможно (но не точно из-за сомнительного характера текстов грамоты), что Оффа правил Кентом от своего имени с 772 по 774 год. Однако Эгберт, похоже, в конце концов провел успешный контрудар, и, судя по всему, люди Кента одержали победу над мерсийцами в битве при Отфорде в 776 году (62). В 778 и 779 годах Эгберт имел возможность издавать грамоты без упоминания Оффы (63), и вполне возможно, что этот период относительной независимости Кента продлился до 784 года, когда король Эалхмунд единственный раз был упомянут в грамоте (64). Однако, начиная с 785 года, Оффа получает единоличный контроль над этой провинцией, и пожалования, которые Эгберт делал от своего имени, были отменены (65).

Главным представителем королевского дома в это время, по всей видимости, был Эадберт Прен, который, во второй половине правления Оффы (66) как и другие изгнанные англосаксонские принцы, нашел убежище при дворе Карла Великого. После смерти Оффы в 796 году Эадберт вернулся в Кент и на два года смог взять королевство под свой контроль, пока не был разбит и захвачен в плен преемником Оффы Кенвульфом (67). Притязания Кенвульфа были подкреплены тем фактом, что Эадберт имел духовный сан, от которого отрекся, чтобы стать королем (68). В качестве уступки кентской независимости Кенвульф назначил своего брата Кутреда субкоролем Кента, но когда Кутред умер в 807 году, Кенвульф стал относиться к кентскому королевству как к части своей вотчины, как это делал до него Оффа (69). Возможно, последний всплеск независимости пришелся на 823-825 гг., когда, главным образом по нумизматическим данным, у власти в Кенте находился Балдред, но Балдред мог быть и мерсийским принцем, и родственником короля Беорнвульфа, который принял власть от преемника Кенвульфа Кеолвульфа в 823 г. (70). Балдред был изгнан Эгбертом Уэссекским в 825 году, и с этого времени былое королевство оказалось под контролем западных саксов. Кент вместе с Сассексом, Сурреем и, вероятно, Эссексом оставался субкоролевством Уэссекса до 858 года, пока не был полностью интегрирован в основное королевство.

Кентский королевский дом

Несмотря на то, что в сохранившихся версиях перечня правлений в Кенте указаны лишь одиночные правители, из Беды и данных грамот очевидно, что совместное правление двух королей в Кенте было обычным явлением, даже если один из них в действительности занимал доминирующее положение. Последовательность соправлений можно проследить от правления Хлотхере и его племянника Эадрика, которые издали совместный свод законов, а их совместное правление сохранялось даже в периоды иноземных завоеваний (Таблица 1) (71). Свидетельства совместного правления до воцарения Хлотхере и Эадрика не столь значительны, но на них есть кое-какие намеки. Поддельные грамоты Кентербери и Рочестера сохранили традицию, согласно которой Эадбальд правил вместе со своим отцом Этельбертом (72). Во время правления самого Эадбальда письма из папских архивов, приведенные в Церковной истории, похоже, отличают Эадбальда "Audubald" от кентского правителя "Aduluald" (Этельвальд), который, должно быть, был его современником (73). В "Легенде о святой Милдрите" сохранилась предание, согласно которой Эорменред был младшим кентским королем, вероятно, во время правления Эадбальда (предположительно, в качестве преемника Этельвальда) (74).

В ряде случаев имеются свидетельства того, что короли обладали отдельными дворами, расположенными в восточном и западном Кенте, чего и следовало ожидать, исходя из данных об обособленных епархиях. Когда после смерти Этельберта миссионеры столкнулись с антихристианской реакцией, король Эадбальд, похоже, был возвращен к истинной вере архиепископом Лаврентием, а его соправитель Этельвальд был спасен от отступничества епископом Юстом Рочестерским (75). Грамоты Этельберта II и Эадберта демонстрируют различные сферы их деятельности в восточном и западном Кенте, а в грамоте 738 года, которая была засвидетельствована каждым братом со своим собственным двором (76), есть четкое указание на их раздельное окружение. Король, находившийся в восточном Кенте и Кентербери, как правило, был доминирующим партнером, однако отношения между двумя правителями менялись в зависимости от конкретных обстоятельств. Например, Вихтред, похоже, передал некоторые королевские полномочия своему старшему сыну Этельберту II, но Этельберт не использовал титул короля до смерти своего отца. Когда Этельберт сделался доминирующим королем, он разделил власть со своим братом Эадбертом, который, судя по всему,  пользовался большей свободой действий, чем имел Этельберт при их отце (77). Видимо, братья не всегда были в согласии относительно своих властных полномочий, поскольку в одной грамоте мы видим епископа Рочестера Эалдвульфа, который извиняется за то, что не знал, что ему было необходимо разрешение Этельберта на пожалование, сделанное Эадбертом (78). Освине и восточный сакс Свефхеард представляют собой лучшее доказательство равного разделения власти, поскольку каждый из них был свидетелем грамот другого. Из дарственных грамот следует, что Свефхеард находился в западном Кенте, который, конечно же, был ближе к королевству восточных саксов и, возможно, изначально был "саксонской" провинцией, а Освине – в восточной части королевства (79). Похожее четкое разделение на две провинции имело место в 762 году, когда Сигеред (который, судя по имени, также мог быть восточным саксом) назвал себя "королем половины провинции Cantuarii" (80). Довольно удивительно, но, судя по неопределенному титулу Сигереда, в обыденном употреблении не было термина для обозначения двух половин королевства. Хотя в административных целях королевство Кент обычно было разделено между двумя дворами, пути которых могли расходиться во времена иноземных завоеваний, в остальном королевство, похоже, рассматривалось как единое целое с одним королем, занимающим главенствующее положение.

Деление на две провинции предположительно восходит к шестому веку, когда западный Кент, скорее всего, был захвачен правителями восточного Кента. К IX веку административное деление на две провинции настолько укоренилось, что после включения Кента в состав Уэссекса они сохранялись как отдельные элдорменства восточного и западного Кента (81). Для англосаксонских королевств не было редкостью превращать новоприобретенную провинцию в подчиненное королевство, но редкостью было то, что такое подчиненное королевство просуществовало дольше одного-двух поколений. Предположительно, внутреннее деление королевства имело для правителей Кента какое-то значение, которое даже самые могущественные короли желали сохранить. Одной из причин его сохранения могли быть возможности, которые оно открывало для манипуляций с престолонаследием. Ведь одной из отличительных черт королевской власти в Кенте является её принцип ограниченного престолонаследия, при котором престол доставался только тем, кто сам был сыном короля (82). Подчиненное королевство давало возможность устанавливать и поддерживать такую систему престолонаследия, если (как это, несомненно, и происходило в ряде случаев) младший король следовал за своим старшим партнером к главенствующему положению (83).

Однако такая система престолонаследия не могла устранить соперничество внутри королевского дома. Эадрик, по-видимому, являлся младшим королем при своем дяде Хлотхере, а это, скорее всего, означало, что со временем он должен был унаследовать положение своего дяди. Однако Эадрик предпочел предвосхитить события и с помощью южных саксов добился скорой смерти дяди (84); возможно, у Хлотхере были свои сыновья, которым, как опасался Эадрик, в конечном итоге могли отдать предпочтение вместо него. Один из самых подробных рассказов о трениях внутри королевского дома содержится в кентском агиографическом своде, известном как "Легенда о святой Милдрите", и касается обстоятельств, которые привели к смерти дядьёв Милдриты – Этельреда и Этельберта (85). Согласно Легенде, у Эадбальда было два сына, Эоркенберт и Эорменред, преемником же стал первый. В некоторых более ранних версиях говорится, что Эорменред был старшим из них, и носил титул regulus, что может означать, что он занимал младший королевский сан при своем отце. Судя по всему, Эорменред умер раньше своего брата и оставил двух сыновей, Этельберта и Этельреда, под покровительством Эоркенберта. Когда Эоркенберт умер, преемником стал его собственный сын Эгберт, и, чтобы сохранить свое положение, Эгберт убил Этельберта и Этельреда. Эти два принца изображены малолетними детьми, но на самом деле они, скорее всего, были взрослыми и представляли реальную угрозу положению Эгберта (см. Таблицу 3).

Рассказ об убийстве Этельреда и Этельберта наглядно демонстрирует проблемы, присущие тому типу ограниченного престолонаследия, который практиковался в Кенте. Королю могли наследовать два или более сыновей, но обычно трон наследовал только потомок одного из этих сыновей. Поэтому соперничество между двоюродными братьями и сестрами могло быть очень напряженным, и действия Эгберта показывают один из вариантов развития событий, который мог бы разрешить ситуацию. В Кенте, как и во Франкии, ожидалось, что престол наследуют только сыновья королей; более дальние родичи, по-видимому, исключались, и им приходилось прибегать к силе оружия, если они хотели вступить на престол. Именно это и пришлось сделать Освине, и он, похоже, обратился за помощью к восточным саксам и мерсийцам. Его точное родство с основной королевской линией неизвестно, хотя выдвигается предположение, что он потомок Эорменреда, чью жену, согласно Легенде о Милдрите, звали Ослафа (86). Однако Беда, несомненно, отражая взгляды потомков Эгберта, вскорости вернувших себе власть, говорит, что Освине был dubius и не являлся законным королем (87). Правила престолонаследия в Кенте, как и во Франкии эпохи Меровингов, были четко определены, и, как представляется, неукоснительно соблюдались.

Эти соображения применимы только ко времени Этельберта II и Эадберта, поскольку мы не знаем, какое отношение имели последующие короли к основной династической линии или друг к другу. Имена Эанмунда, Эалхмунда, Эгберта II и Эадберта Прена следуют традициям именования доминирующей королевской ветви, но это все, на что можно опираться. Сигеред и Балдред, возможно, и вовсе не были представителями Кента, а принадлежали к восточносаксонской и мерсийской династиям соответственно. Происхождение Хеберта неясно. На первый взгляд, кентские короли не извергали из своей среды каких-либо дальних родичей и соперничающих королевских родов, которые нарушили бы планы престолонаследия других англосаксонских династий, однако наши знания о том, что произошло в последние дни существования королевства, неполны.

Мало что известно о том, что происходило с мужскими представителями королевского дома, которые, подобно Освине, считались неправомочными претендентами на трон. Можно было бы ожидать, что они займут место в рядах высшей знати и будут участвовать в королевском управлении, но ни одного из вельмож, ставших свидетелями королевских грамот, нельзя с уверенностью идентифицировать как члена королевского дома. Правда король Хеберт может быть тем человеком, чьё имя было среди ноблей, бывших свидетелями грамоты Сигереда (88). Некоторые из «излишних» принцев могли стать церковниками, как Эадберт Прен, что теоретически не позволяло им претендовать на трон (89). Некоторые из родичей аббатисы Эангют и ее дочери Хеахбурх (которые были связаны с королевским домом, хотя точно неизвестно, как именно), похоже, были вынуждены отправиться в изгнание из-за враждебности представителей основной королевской ветви (90).

В целом мы гораздо лучше осведомлены о ролях, отведенных женщинам королевского дома. Женщины-члены семьи в первую очередь ценились за связи, которые они могли установить с другими королевскими домами через брак (91). Кентские принцессы вышли замуж за трех самых могущественных правителей седьмого века, а именно за Эдвина и Освиу из Нортумбрии и Вульфхере из Мерсии. Брак Эдвина и Этельбурх, сестры Эадбальда, был не только важен для распространения христианства, но и скрепил союз между двумя королевствами, что было выгодно для Кента, когда Нортумбрия стала занимать главенствующее положение в военном отношении (92). Когда Эдвин был убит, Этельбурх вернулась в Кент со своей дочерью Эанфлед, которая, должно быть, стала важным объектом торга для её кузена Хлотхере, когда Освиу Нортумбрийский захотел жениться на ней, чтобы укрепить свое господство над двумя нортумбрийскими провинциями (93). Как представляется Эанфлед была особенно влиятельной королевой Нортумбрии, и хотя ее власть частично основывалась на том, что она была дейрийской принцессой, ее кентские связи также могли иметь значение. Например, она привлекала своего кузена Хлотхере содействовать карьере Уилфрида, который, как и она, предпочитал традиции Дейры, а не Берникии в таких вопросах, как празднование Пасхи (94).

Женщины кентского королевского дома также играли важную роль в церкви Кента. На синоде в Бапчайлде король Вихтред пожаловал привилегированные права восьми королевским монастырям; пять из них – Минстер-ин-Танет, Фолкстон, Лиминг, Шеппи и Ху – были двойными монастырями того типа, который впервые появился во Франкии, то есть смешанными общинами монахинь и монахов или светских священников под попечением настоятельницы (95). Согласно Легенде о Милдрите все монастыри кроме Ху были основаны либо самими королевами или принцессами Кента, либо для них, а их основательницы впоследствии были причислены к лику святых (96). Из этих королевских двойных монастырей лучше всего известен Минстер-ин-Танет, поскольку его ранние грамоты сохранились в Кентерберийском аббатстве Святого Августина, которому в свое правление передал монастырь и все его владения король Кнут (97). Основание Минстера – одна из главных тем Легенды о Милдрите, поскольку после убийства принцев Этельреда и Этельберта Эгберт должен был искупить свое преступление, основав монастырь на острове Танет. Его первой настоятельницей стала сестра убитых принцев; в Легенде о Милдрите она фигурирует как Домна (т.е. Домина) Эафе, а в грамотах Минстера – как аббатиса Эббе (98).

Управление Минстером, похоже, перешло к женщинам – членам кентского королевского дома, что дает нам некоторое представление о деятельности монастыря, принадлежавшего королевской семье. Эббе сменила ее племянница Милдрита, о которой рассказывается в Легенде о Милдрите, а ее, в свою очередь, сменила Эадбурха, которая, вероятно, также была представительницей кентского королевского дома, хотя степень ее родства точно не определена (99). Эадбурха активно пропагандировала культ Милдриты и впоследствии сама была причислена к лику святых. Следующая предстоятельница, которая появляется в грамотах, – Сигебурха, возможно, родственница короля Сигереда, чье правление совпало с ее пребыванием на посту аббатисы (100). Все настоятельницы при необходимости были деятельны в получении пожалований и привилегий от кентских королей или от мерсийских владык. По всей видимости, Эадбурха пользовалась наибольшим почтением среди верующих, и к ней с большим уважением относился англосаксонский миссионер Бонифаций, поручивший ей переписать послания святого Петра золотом (101).

Вполне вероятно, что и другие двойные монастыри могли бы предоставить аналогичную историю, если бы сохранили свои грамоты. Среди корреспондентов Бонифация также значились аббатиса Эангита со своей дочерью Хеахбурхой, которая со временем сменила ее на посту настоятельницы. Они состояли в родстве с королем Этельбертом II и, по всей видимости, управляли каким-то монастырем из собственности королевского дома (102). Как и Эадбурха, они были образованными, набожными и писали на хорошей латыни. Подобная собственность позволяла королевскому дому одаривать церковь, но при этом сохранять возможность распоряжаться ею в интересах своих родичей, хотя, как явствует из письма Эангиты к Бонифацию, пожертвований не всегда было достаточно, и короли, королевы и их приближенные могли предъявлять к ним жесткие требования (вероятно, финансовые) (103). Подобные дома, являющиеся собственностью королевского дома, также могли быть связаны с государственным устройством, поскольку некоторые из них, похоже, размещались в центре крупных владений, за духовные потребности которых они должны были нести ответственность (104).

Для обеспечения успеха их миссии папа Григорий посоветовал Августину пойти на определенные компромиссы с англосаксонскими традициями (105). Этот принцип, по-видимому, соблюдался и архиепископом Теодором, который, например, был готов допустить существование двойных монастырей в качестве устоявшегося местного обычая, хотя и не мог найти для них никакой канонической поддержки (106). В результате (насколько можно судить) между кентскими королями и их архиепископами сложились весьма гармоничные отношения.  Короли Кента добросовестно опекали и защищали такие храмы. Об этом свидетельствуют их своды законов, однако при этом они сохраняли за собой определенные права на церковные земли, а архиепископы не возражали против таких институтов, как монастыри, находящиеся в королевской собственности, в которых при любых обстоятельствах, если верить показаниям двум двойным монастырям, уровень соблюдения религиозных обрядов был весьма высок. Продолжалось ли бы все в таком же гармоничном русле, если бы кентские короли не были свергнуты в последней четверти VIII века, узнать не представляется возможным. Однако когда мерсийские короли и их родичи пытались присвоить себе права собственности кентского королевского дома в Минстер-ин-Танете, Лиминге и Рекулвере, им активно противостояли сменявшие друг друга архиепископы Кентерберийские, с успехом отстаивавшие епископские права на эти монастыри в противовес интересам новых правителей (107).

Королевские ресурсы и управление государством

Согласно имеющимся источникам причина успеха Кента особенно отчетливо прослеживается (в отличие от большинства других крупных англосаксонских королевств) отнюдь не в военной доблести. Это не значит, что военные успехи не играли важной роли: есть отрывочные упоминания о кентских баталиях, а кентская армия была достаточно мощной, чтобы разгромить мерсийское воинство Оффы в 776 году. Дело, скорее всего, в том, что источники, доступные для изучения кентского королевства, позволяют сосредоточиться на других обстоятельствах, помогающих объяснить мощь его королей.

От других англосаксонских королевств Кент отличает наличие прочных связей с Франкией. Как мы уже видели, франкская утварь и франкские украшения составляют заметную особенность археологии провинции шестого века. Появление франкских товаров можно объяснить личностными связями между Кентом и нейстрийским (западнофранкским) двором, которые наиболее ярко проявились в браках Этельберта и Эадбальда. Не стоит недооценивать важность этих семейных отношений. Когда Этельбурха, сестра Эадбальда, бежала из Нортумбрии после смерти своего мужа Эдвина, она отправила своих детей ко двору короля Дагоберта во Франкию, опасаясь, что в противном случае они могут стать жертвами династических интриг. Беда называет Дагоберта её amicus, но он также был её, хотя и довольно далеким, родичем (108). Франкские имена, такие как Эоркенберт, Эорменред и Хлотхере (Leutharius), продолжали пользоваться предпочтением королевского дома. По меньшей мере, одна из кентских принцесс, Эоркенгота, дочь Эоркенберта, вступила во франкский двойной монастырь (Faremoûtier-en-Brie) (109).

Нельзя точно сказать, при каких обстоятельствах была установлена связь между кентским и франкским королевскими домами, хотя, как показал Ян Вуд, она вписывается в схему франкской экспансии и владычества над областями, граничащими с Северным морем в шестом веке (110). Будучи провинцией на периферии франкского королевства, кентские короли получили различные преимущества, как материальные, так и нет, которые, возможно, помогли им стать одним из доминирующих королевств южной Англии конца VI - VII веков. Ощутимым преимуществом этих отношений были уже упомянутые заморские товары, встречающиеся в таком изобилии, что должны были представлять собой скорее торговлю, чем просто обмен подарками между королевскими дворами (111). Вопрос о том, когда именно кентские короли стали контролировать торговлю в Кенте, остается открытым. Королевский интерес к надзору за торговлей и защите купцов проявляется в кентских сводах законов конца седьмого века (112). Одним из способов, с помощью которого торговцы могли стать существенным источником королевских доходов, было взимание пошлин, и в ряде кентских грамот упоминаются королевские чиновники, в чьи обязанности входил сбор таких пошлин (theolonearii) (113). Пожалование религиозным домам льгот на уплату пошлин в кентских портах подразумевает, что такие пошлины, как правило, были весьма высокими. Освобождение от пошлин также свидетельствует об участии во внешней торговле религиозных домов, являющихся королевской собственностью, и многие из них, включая Минстер-ин-Танет, Лиминг и Рекулвер, были идеально расположены для этой цели на побережье или судоходных каналах в восточном Кенте. Судя по всем этим источникам, коммерческие интересы имели огромное значение для кентского королевского дома в VII и начале VIII веков.

Не совсем ясно, как далеко это королевское влияние на торговлю может быть перенесено в шестой век. Кладбища, принадлежащие двум древним портам в Сарре и Дувре, содержат необычное количество погребений, богато оснащенных оружием, что позволяет предположить, что это могилы людей, которым было поручено следить за движением товаров в портах, т.е. предшественников королевских ривов, выполнявших ту же роль в конце седьмого и восьмом веках (114). В седьмом и восьмом веках Сарр, Дувр и еще один древний порт (др.-англ. wic) в Фордвиче были либо центрами королевских владений, либо тесно связаны с королевскими виллами, и есть вероятность, что королевский контроль возник до появления имеющихся письменных источников. Было высказано предположение, что одним из достижений Этельберта было создание монополии на торговлю, которая ранее осуществлялась местной аристократией (115). В седьмом веке торговля была важным аспектом королевской власти Кента, даже несмотря на то, что абсолютно не ясно, что Кент экспортировал в обмен на предметы роскоши, которые он импортировал (116). Доходы от торговли являлись одним из важнейших аспектов, а фактическая монополия, которой пользовался Кент на различные товары, включая аметист, хрусталь и гончарные изделия (и жидкости, которые могли в них содержаться), давала ему важный аргумент в отношениях с другими англосаксонскими королевствами (117). Кентские короли могли преподносить подарки, которые другим королевствам найти было затруднительно. Расширение интересов Кента до Лондона (названного Бедой emporium для многих народов) к концу VI века было логичным расширением существующих торговых интересов (118). В законах Хлотхере и Эадрика упоминается кентский рив в wic Лондона и королевский холл, в котором можно было наблюдать за сделками (119).

Подтверждением того, что торговля с Франкией в VII и VIII веках была весьма важным делом, служат нумизматические данные. Кент, похоже, занимал ведущее положение в производстве монет в Англии, и, поскольку их первые выпуски и последующие модификации соответствуют тому, что производилось во Франкии, то вполне вероятно, что в основе их чеканки и лежал обмен с Франкией. Первые кентские монеты были выпущены, вероятно, в конце шестого века и имитировали золотые тремиссы Меровингов (120). Именно на эти монеты ссылались святые посланники, пришедшие за душой принцессы Эоркенготы Кентской из монастыря Фармутье, когда сказали, что "их послали забрать с собой золотую монету, привезенную из Кента" (121). Вплоть до второй четверти седьмого века кентские золотые монеты встречаются довольно редко. В то время некоторые из них, по-видимому, чеканились в Лондоне, а также в самом Кенте, и один из лондонских выпусков монет носит имя короля Эадбальда. В этот период появление имени монарха на монетах не было привычным явлением, в связи с чем возникает вопрос, обладали ли короли монополией на производство монет до появления именных пенни конца восьмого века (122).

И во Франкском королевстве, и в Кенте золотые монеты постепенно обесценивались из-за добавления серебра, пока в конце 660-х годов в Нейстрии они не были заменены полностью серебряными монетами. Вскоре франкскому примеру последовала и чеканка монет в Кенте. Кентский и лондонский монетные дворы возглавили производство новых монет, обычно известных в Англии как скеатты, и Кент является основным местом находок их первичного выпуска (см. Рис. 14.1) (123). Это может свидетельствовать о том, что прямая торговля с Франкским государством была теперь более распространена. И это время совпадает с периодом политического упадка Кента. Последовавшая в 760-х годах денежная реформа, вызванная обесцениванием, была необходима как в Англии, так и во Франкии, и первые "пенни" в подражание франкским денье Пипина Короткого, вероятно, появились при кентских королях Эгберте и Хеахберте (см. Рис. 14.2), хотя монетный двор в Кентербери, похоже, впоследствии перешел к Оффе, и монеты чеканились только от его имени (124).

Монеты и импортные товары – это материальные свидетельства влияния западной Франкии на Кент и его королей, однако следует обратить внимание и на нематериальные факторы. Не одни лишь бытовые предметы, но и идеи и концептуальные представления, по всей вероятности, распространялись из Франкии в Кент, и короли Кента могли благодаря своим контактам с франками приобрести не только материальные блага, но и практические знания по управлению франкским государством, которые они могли использовать для укрепления своей собственной королевской власти. Появление рукописного права в Кенте служит примером того, какие заимствования могли иметь место. Беда говорит, что Этельберт составил первый письменный кодекс законов для Кента iuxta exempla Romanorum, но на самом деле король, скорее всего, находился под влиянием франкских, а не римских образцов (125). Создание письменного кодекса законов, как и принятие христианства, стало признаком того, что Кент присоединился к более развитым германским королевствам Европы. Запись кодекса законов Этельберта могла иметь как символическое, так и сугубо практическое значение. Наряду с существенными различиями между кентскими и франкскими законодательными кодексами, есть и некоторые интересные параллели, которые особенно бросаются в глаза при сравнении кентских законов с уэссекскими. Например, кентские вергильды соответствуют тем же размерам, что и франкские, и отличаются от тех, что встречаются в западносаксонских кодексах. В западносаксонском кодексе выделены два сословия среди знати, в то время как кентский и франкский кодексы признают только эквивалент западносаксонского низшего благородного сословия, которое у обоих именуется leudes/leode (126). Несмотря на то, что этот пример рассматривался как свидетельство масштабного поселения франков в Кенте (127), он, скорее всего, является показателем того, насколько сильным было влияние Меровингов среди высших эшелонов кентского общества, и того, как это влияние могло отразиться на характере отношений между королями Кента и их знатью.

Влияние франков можно обнаружить и в других сферах кентской жизни. Их двойные монастыри, похоже, были построены по образцу монастырей северной Франкии и, как и многие монашеские обители Меровингов, сохраняли тесную связь с королевской семьей. Очевидно, что правила, регулирующие королевское престолонаследие в Кенте, могли быть основаны на практике королевского дома Меровингов. Однако отделить франкское влияние от других не всегда просто, ведь короли Кента и Франкии были наследниками общих германских и имперских традиций. Право кентских королей взимать пошлины в кентских портах могло быть подражанием франкской практике, но могло быть и наследием римского контроля над провинцией или следствием германских традиций, согласно которым правитель выступал в роли защитника и надзирателя за чужеземцами, такими как, например, торговцы (128).

Германский король мог управлять своим королевством и побеждать в схватках только при помощи знати, однако кентские нобли весьма иллюзорны и обычно лишь мельком упоминаются в грамотах, на соборах или при утверждении законов. К сожалению, дошедшие до нас грамоты, содержащие списки свидетелей, немногочисленны, что не позволяет провести детальный анализ высокопоставленной знати королевства. Лишь одна грамота знатного кентского вельможи сохранилась с того периода, когда Кент был независимым королевством. Тем не менее, начиная с самых ранних из сохранившихся грамот, появившихся в период правления Хлотхере (673/4-685), можно проследить тенденцию к тому, что небольшое число знати вслед за королем и церковными высокопоставленными лицами регулярно выступало в качестве свидетелей, и такие нобли нередко продолжали фигурировать в периоды политических преобразований. Например, Экка, Осфрит и Гумберт, регулярно занимающие ведущие позиции в грамотах Хлотхере, также доминируют в грамотах Освине и Свафхеарда (129). Экка, по-видимому, был особенно значимым, поскольку часто свидетельствует первым и является единственным из трех свидетелей всех пяти хартий Освине и Свафхеарда. SАналогичные примеры главенствующих вельмож можно встретить в грамотах VIII века, где они иногда удостаиваются титулов, хотя, похоже, особой последовательности в используемых терминах не наблюдается. Некто по имени Балдхеард (есть разные варианты написания) регулярно занимает ключевые позиции в грамотах Этельберта II и Эадберта, один раз с титулом dux, другой – в качестве comes (130). Экгбальд, возглавлявший свидетельствующую знать в дарственной Сигереда, описан как comes atque praefectus (131), а аббатиса Эангюта жаловалась, что этот praefectus был одним из тех, от чьих поборов она страдала (132). Возможно, эти влиятельные вельможи играли роль, аналогичную роли майордомов тогдашней Франкии.

Конечно же, не стоит сомневаться, что короли Кента обладали хорошо организованной администрацией, и Эадберт в одной из своих грамот упоминает целый ряд королевских чиновников – patricii, duces, comites, actionarii, dignitatem publici и theolonearii. К сожалению, неясно, все ли они имели четко определенные сферы деятельности, хотя последние, по всей вероятности, были напрямую связаны со сбором пошлин, в которых кентские короли были так заинтересованы (133). Все эти чиновники должны были отвечать за бесперебойную работу администрации, которая, по-видимому, базировалась вокруг центров королевских поместий, объединенных в латы для сбора королевских податей и осуществления королевского правосудия (134).

Чуть больше о некоторых благородных родах мы узнаем после того, как Кент попал в зависимость от Мерсии. Контроль Оффы над Кентом отчасти был достигнут благодаря его правлению в сотрудничестве с кентской знатью. Среди тех, кто выиграл от прихода мерсийцев к власти, были Эалдберт и его сестра Селетрюта, чей отец, как известно, был крупным кентским землевладельцем (135). Селетрюта стала настоятельницей Лиминга, а, возможно, и Минстера-ин-Танет, а ее брат, который упоминается в качестве министра Оффы, по-видимому, выполнял некую надзорную или защитную роль над этими монастырями. Их родственник по имени Освульф впоследствии стал элдорменом и унаследовал их интересы. Янберт, архиепископ Кентерберийский (765-792) во время правления Оффы, похоже, происходил из влиятельного кентского рода. Его родич Эадхун служил ривом Эгберта II в Кенте, сам же Янберт находился с Эгбертом в весьма близких отношениях (136). Янберт вписался в новый порядок не так гармонично, как Эалдберт и Селетрюта, и после его смерти мерсийцы вернулись к начатой при Этельбальде практике – назначать архиепископов из различных зависимых от Мерсии земель, лежащих за пределами Кента.  Этельхард (792-805) был аббатом Лута в Линдси, а Вульфред (805-832), похоже, был выходцем из благороднейшего семейства срединных саксов (137).

Резюме

Не трудно понять насколько географическое положение Кента способствовало его превращению в одно из самых успешных англосаксонских королевств во второй половине VI века. По-видимому, Северное море в это время вследствие экспансии Меровингов занимало особое место в Европе, и Кент, как часть Британии наиболее близкая к северной Франкии, был идеальным местом для включения в сферу влияния Меровингов. Конечно, слишком тесная связь с могуществом Меровингов имела свои недостатки, и Этельберт I Кентский, похоже, знал о потенциальных опасностях, когда принимал меры для своего обращения в христианство. Но для королей Кента любые недостатки, по-видимому, перевешивались преимуществами этой связи. Королевство извлекало выгоду из торговли с Франкией, а короли учились у своих меровингских образцов для подражания тому, как эффективно управлять и обустраивать свои королевства. Ранние кентские короли, конечно, не были в неведении о своих англосаксонских соседях, но наибольшую активность они, по-видимому, проявляли в тех регионах, которые также имели береговую линию и потенциальные связи с европейским континентом – в Лондоне и провинции восточных саксов, королевстве Восточная Англия и землях ютов, расположенных на  берегах пролива Солент.

Географическое положение Кента оказалось не столь выгодным, когда в конце VII-VIII веках королевства Мерсия и Уэссекс стали занимать доминирующее положение. Ибо в отличие от Уэссекса и Мерсии Кент не имел идеальных вариантов для экспансии внутри Британии, и когда Мерсия стала доминировать в районе Лондона, а Уэссекс – в Гемпшире и Сассексе, кентские короли потеряли возможность расширить свое королевство за счет этих территорий. В то же время они утратили свою, по сути, монополию на торговые пути через Ла-Манш, что нашло отражение в распространении чеканки скеатты и росте новых wics, таких как Хэмвик (Хэмпшир). Но ни мерсийцы, ни западные саксы изначально не считали Кент столь же легким для завоевания, как некоторые другие южные королевства, и только решительное наступление Оффы Мерсийского в течение нескольких лет привело к тому, что провинция стала зависимой от мерсийцев. Своды законов, земельные владения, религиозные обители, являющиеся собственностью королевского дома, чеканка монеты и схема королевской преемственности – все это свидетельствует о хорошо обустроенном королевстве, в котором существовал эффективный королевский контроль. Кентские короли в англосаксонской Англии играли ведущую роль во многих областях, в первую очередь – в принятии христианства, и их англосаксонским соседям было чему у них поучиться, подобно тому, как короли Кента учились у своих коллег, правящих во Франкии.

© перевод britanniae.ru, 2024